|
Глава 6 Наконец ледопад! 16—23 апреля Первое посещение Базового лагеря Для тех, кто не читал книг об Эвересте, я должен пояснить здесь, что мы были четвертой экспедицией, пытающейся штурмовать вершину, подходя по ведущему к ледопаду леднику Кхумбу. Первые семь британских экспедиций, начиная с 1921 года, проходили через Тибетское плато и поднимались по северным склонам. В 1949 году Непал, до этого недоступный, открыл свою территорию для экспедиций. В 1951 году группа Эрика Шиптона произвела успешную разведку ледопада и наметила путь вверх по стене Лхоцзе,—путь, по которому в 1952 году швейцарцы произвели две попытки штурма. Этот маршрут, естественно, не повторял пути предшествующих экспедиций; общая точка с ними могла быть лишь на самой вершине. Итак, мы находились на берегу озера, на месте Базового лагеря швейцарцев и на один переход ниже нашего Базового лагеря (лагерь I швейцарской экспедиции). Мы установили палатки в нишах скальной стены, защищающих нас от холодного ветра, который дул иногда от озера в проход между мореной и склоном. Забравшись на морену, окаймляющую озеро с востока, можно было составить себе верное представление о долине, по которой мы приближались к Эвересту. Прямо под ледником Кхумбу высилась доходящая до Покальде вереница зубчатых пиков, сателлитов Нупцзе. Позади виднелись иглы Кангтега, а справа — массив Ави. Но взор, бегущий вдоль хребта Покальде, внезапно останавливался, пораженный видом фантастической стены, достойной сказок "Тысячи и одной ночи". До этих пор мы рассматривали Нупцзе на всем ее протяжении как барьер, из-за которого выглядывал Эверест. Теперь нам открылась крутизна стены. Начинаясь небольшими башнями и ребрами, стена переходили в устрашающий взлет. Подавляя все окружающее, вершина вздымалась столь круто, что даже крепчайший гималайский лед не в силах был на ней удержаться. А цвет! Основные скалы - гранит бледно-кремового цвета. Они выглядят так, словно какой-то легкомысленный великан схватил кисть и с 6vйной фантазией начал малевать на черном известняке. Часто это выглядело как большое пятно, от которого жилки белого цвета убегали на сотни метров наподобие суживающихся вен. А выше всего, на фоне неба, ненадежно цеплялась узкая полоска снега, похожая на сахарную глазурь на куске кекса. Я задерживал ваше внимание на Нупцзе, ибо среди множества эффектных пиков она, как наиболее благородная из всех, произвела на меня самое сильное впечатление. Позади ее более низких ледовых отвесов Западное плечо Эвереста выглядело как округлый снежный бугор. Ни какого намека на лежащий между ними ледопад не было и в помине. Слева срезанная вершина Чангцзе, Северного пика вырисовывалась из-за широкого седла Лхо-Ла, по которому гулять в ночную пору не рекомендуется: он представляет собой плоскую белую площадку, однако стоит пройти несколько шагов вперед — и вы упадете с висячего ледника, по которому, обрушиваясь на каменистый Кхумбу, непрерывно мчатся лавины. Слева от Лхо-Ла возвышается острый пик Лингтрен, а между ним и Пумори стоит еще одна более высокая вершина, на которую Эрик Шиптон и Дэвид Брайант поднимались в 1935 году. Пумори, или "Дочкин пик", прозванный так в честь дочери Меллори, властвует над левым (орографически правым) берегом верховьев ледника Кхумбу и, он без сомнения, второй наиболее захватывающий объект в поле зрения. Откуда ни смотри — это крутой конус, верхняя часть которого, образованная чистейшим снегом, похожим на сбитые сливки, служит вершинным карнизом. Несколько ниже гребень, соединяющий Пумори с Лингтреном, представляет собой изборожденную ледовыми желобами скальную стену, совершенно недоступную, по нашему мнению, для восхождения.  Приятно сидеть вечером на морене и в свете угасающего дня любоваться окружающей красотой, Пo неведомой причине крутые ледовые ребра Кангтега долго хранили восхитительный розовый румянец, хотя Нупцзе сверкала в лучах последнего зарева дольше всех. Невдалеке, несколько ниже и позади нас, шерп, спустившись на 200 метров, наполнял ведра необычайно мутной водой из озера. На склоне морены неутомимый Гомпу сооружал пару ненадежных туров, которые затем метко расстреливал камнями. Шерпы превосходили в этом виде спорта привычных к крикету сагибов. Гомпу был одной из наиболее загадочных личностей. В походе, будучи излишне полным, он единственный из всех шерпов просил иногда сагиба умерить темп. Тем не менее он взошел на вершину Канг-Чо, хотя ему тогда было только семнадцать лет, позже он поднял свой груз до Южного Седла. Нам повезло, и мы смогли в непосредственной близости увидеть удиравшую среди камней бесхвостую тибетскую крысу. Эти маленькие привлекательные зверьки, похожие на морских свинок, служат, по слухам, пищей для йети. Оглянувшись, можно увидеть за скалами Пазанг Футара или Анг Тенсинга (Балу), готовящих ужин. Обоим этим здоровенным парням, которые впоследствии взошли на Южное Седло, такая работа была, видимо, по душе. Пазанг Футар обладал прекрасным телосложением, улыбкой до ушей и приветливой экспансивностью, которую он излучал всем своим "я". Балу своей громадой оправдывал прозвище "медведь". Этот шерп был мрачным и замкнутым, за исключением тех случаев, когда его зубы сверкали в улыбке. В его твердой независимости было что-то ирландское. Тилман дал очень хорошую характеристику его работе на Ракапоши. Один из них должен был заниматься стряпней на костре. На мне, по-прежнему, лежала обязанность квартирмейстера до тех пор, пока мы не соединимся с группой Эда, которая, как мы надеялись, захватила наверх припасы, необходимые нам после 17-го числа. В меню входили обычно грибной или томатный суп, какое-нибудь мясное блюдо с картофелем и, наконец, кекс и кофе. Кекс, великолепный фруктовый кекс, никогда не надоедал. Затем наступала лучшая минута дня: кофе и последняя трубка или сигарета. Засыпали мы обычно в 8.30. Следующий день, 17-го, Джон по приказу врача должен был отдыхать, и в связи с этим мы с Майком Уордом вызвались идти в Базовый лагерь. Вот уже несколько дней нас волновал вопрос: что происходит на ледопаде? Мне нужно было также составить отчет для Джона и для "Таймса" о том, что делает передовая группа. Утро было прекрасным. Поднявшись на морену, мы, к удивлению, попали на хорошо промаркироианную турами тропу, ведущую к хаотическому нагромождению камней ледника Кхумбу. Местами туры, лежащие на каменном основании, напоминали мне вершину нашей родной Грейт Гебл. Однако, построенные в стиле Гомпу, они были тонкими и высокими, и жизнь их была недолгой. Наиболее яркой особенностью ледника является последовательное, ряд за рядом расположение остроконечных ледяных сераков, достигающих 45-метровой высоты. Первый встретившийся нам представлял собой гладкую вертикальную стену зеленовато-голубоватого цвета, основание которой купалось в протекавшем ниже нас небольшом ледовом потоке. Над этим сераком появились два других характерных образования: ледяные глыбы от 0,6 до 1 метра высотой, зачастую подрезанные у основания так что дуновение ветра валило их вниз. Разбросанные над плоскими сланцами, через которые мы пробирались, они в массе были похожи больше всего на какое-то кладбище. Вместе с тем встречались и знакомые по Альпам ледяные столы: громадные каменные глыбы, вокруг которых стаял снег и которые покоились на ледяной ножке высотой до 1 метра. Все эти образования обязаны своим происхождением активному воздействию солнца на поверхность ледника. Интереснее всего, что кальгаспоры — "кающиеся грешники" (названные так по своей форме, напоминающей коленопреклоненную фигуру) — встречаются лишь в некоторых районах Гималаев. Через час хода они стали встречаться нам чаще и чаще. Однако необычной формы желоб слева позволил преодолеть все трудности. Последующее продвижение в течение получаса между двумя стенами привело к большому каменному бугру, увенчанному туром. Забравшись на него, мы обнаружили три палатки, установленные на более низких буграх. Это был наш Базовый лагерь (у швейцарцев лагерь I, так как их Базовый лагерь помещался ниже, около озера). Майкл Уэстмекотт был дома в компании с Киркеном, нашим вторым поваром. Майкл страдал от расстройства желудка. Такие болезни были на Базе обычными, так же как кашель и боль в горле, и получили общее прозвище "базолагеритис". Оба Джорджа были не так сильно поражены недугами. Когда несколькими днями раньше притащился несчастный Ральф Иззард, репортер "Дэйли мэйл", его приветствовала мрачная спина Джорджа Лоу, сидящего на скале в глубочайшей депрессии. К счастью, несколько позже Грифф Пью и Том Стобарт, которые участвовали в разведке ледопада, организовали вечерние приемы и тем существенно подняли общее настроение. Майкл Уэстмекотт рассказал нам об их героическом походе, особенно 10 апреля, когда их накрыл тот же снегопад, что досаждал двум другим группам в Дингбоче. С ними было много носильщиков, и поэтому выжидать хорошую погоду было невозможно: носильщики не могли двигаться при ослепительном блеске свежевыпавшего снега без очков-консервов. Я думаю, именно Том Стобарт придумал остроумную конструкцию консервов, составленную из больших панорамных очков и черной изоленты. Эта изолента стала весьма популярной среди шерпани, которые использовали обрывки ее в качестве мушек на своих круглых, румяных щеках. Они утверждали, что такие мушки предохраняют от головной боли, однако ни один представитель мужского пола не был замечен в использовании такого средства. Ленты не хватило на все защитные очки. Были пущены в ход носовые платки, шарфы. Работа на давно ожидаемом ледопаде началась 13 апреля. По словам Эда, ледопад выглядел более разрушенным и сложным, чем в 1951 году. Стоя в полуденную жару возле палатки, мы могли оценить трудность задачи. На большей части пути вверх от Озерного лагеря казалось невозможным, чтобы в районе между обрывистым концом гребня Нупцзе, спадающего с 7600 до 5180 метров, и круглым куполом Западного плеча Эвереста могло бы спрятаться хоть какое-нибудь ущелье. "Тело" Эвереста покоилось на ледниках, которые сами нависали над окружающим пространством. Но теперь ледопад был перед нами: замерзший поток шириной более полутора километров, хаос упавших сераков и колоссальных обломков. Первое мое впечатление — подобных ледопадов в Альпах нет. (Никто также и не стал бы в Альпах подниматься по такому ледопаду.) Передо мной было нагромождение башен и глыб, разделенных сетью бесчисленных трещин. Это напоминало пену и брызги, разбросанные по поверхности быстро мчавшегося потока, или тысячи кусков сахара, высыпанные в водную стремнину. Потребовалось несколько дней упорного труда, чтобы достигнуть площадки, расположенной на полпути к лагерю II. В этот день Эд и оба Джорджа с сопровождающими их шерпами запасались продуктами. Они намеревались здесь переночевать и на следующий день выйти в разведку к верховьям ледопада в поисках места для лагеря III. Было ясно, что для того, чтобы сделать путь безопасным для нагруженных носильщиков, потребуется колоссальная работа: выбрать наиболее легкую дорогу, перекрыть мостами непроходимые трещины, улучшить ступени, сбросить опасные сераки или ледяные башни, промаркировать путь флажками. Таких флажков у нас была сотня, и я просил Тхондупа спуститься и раздобыть для них бамбуковые древки. Мы пошли вниз с Майклом Уэстмекоттом, который в нижнем лагере надеялся поправиться. Через 300 метров Майк Уорд остановился. "Что вы скажете об этом месте для Базового лагеря?" Мы с сомнением огляделись. Однако место было явно лучше прежнего. Вместо многих скользких бугров здесь был лишь один, ограниченный изгибом ледникового потока, с одной стороны, и рядом сверкающих двадцатиметровых ледяных башен - с другой. Если ночью потребуется вылезать из палатки, риск сломать себе шею не так уж велик. К тому же для водоснабжения мы могли бы использовать маленький ручеек, впадающий в основной поток, и, кроме того, находились бы намного дальше от швейцарского лагеря. Мы решили, если Джон согласится, переместить сюда наш Базовый лагерь. Ледопад пройден Джон не послушался врачей и использовал свое "отды хательное" утро, чтобы залезть на возвышающиеся над лагерем травянистые склоны, откуда в 1950 году Тилман впервые увидел с юго-запада Эверест. Вторая половина дня была солнечной. Майку Уорду пришла в голову идея: что действительно было бы ценным для "Таймса" — это фотоснимок одного-двух альпинистов отдыхающих на надувных матрацах посреди озера, на фоне грандиозной стены Нупцзе. Джон был несколько озадачен: "Нет, нет, это создало бы абсолютно неверное представление". И я должен с печалью отметить, что подобный снимок так и не был сделан. Джон к тому времени чувствовал себя так хорошо, что решил на следующий день идти вверх и сам посмотреть на ледопад, хотя в ближайшие день или два никаких серьезных работ на нем не намечалось. Однако он был против того, чтобы с ним пошел еще кто-нибудь, говоря, что вскоре всем и так придется вдоволь насмотреться на ледопад. Майк и я решили подняться на гребень Пумори. Мы должны были заглянуть в таинственный Западный Цирк и разведать состояние стены Лхоцзе. Этой ночью начались неприятности с надувным матрацем. У нас были большие двухслойные матрацы, которые позволяли создать жесткое дно и мягкий верхний слои. К сожалению, теоретически. Некоторый дефект клапанов заставлял нас надувать оба слоя как барабаны в надежде, что хоть один слой продержится всю ночь. На этот раз мне пришлось в час ночи заняться подкачиванием матраца, и я подумал о том, что на Южном Седле такая процедура будет не слишком приятной. Мы вышли в 8.10, следуя хорошо испытанному принципу, что, если пойдет снег, всегда можно вернуться. Чтобы добраться до гребня Пумори, надо было сперва подняться по ущелью, тянувшемуся почти параллельно Кхумбу, и пересечь бывший язык ледника, представляющий собой сейчас нагромождение камней. Преодолеть последние было нелегко, главным образом из-за висящих и резко снижающих видимость клочьев тумана. Нам казалось, что мы все время либо висим на громадной красно-бурой скале, либо карабкаемся на следующую. Рельеф исключал всякую возможность ритмичного движения. Мы благословляли наши подошвы "вибрам" и наш опыт движения по Кхумбу и Имья. Через некоторое время меня начало одолевать любопытное ощущение, что когда-то я уже здесь бывал и даже совершал некоторое время назад тот же самый прыжок через трещину. Наконец мы увидели наш гребень, огибающий маленькое озеро. Каменная, неясно выраженная стена вздымалась над нами на 300 метров. Дальше на 60 метров простирался снежный гребень, переходящий выше в отвесную вершину. Пока мы продолжали наш путь, длинный хвост облаков спустился с Нупцзе, казавшейся с гребня самой благородной из всех виденных мной вершин. Ее ледовые отвесы и контрфорсы спадали словно прекрасный развевающийся кринолин. На вершине самого Эвереста зацепилось и висело как шапка темное облачко. И в проносящихся клочьях тумана стена Лхоцзе мерцала, освещаемая зловещими вспышками солнечных лучей. Это значило: лед и тяжелая работа. Мы направились к левой части гребня, к гранитному контрфорсу. Местами путь был довольно сложным. Хотя мы уже бывали и выше, однако дышать и на этой высоте было нелегко. Наконец выбрались наверх, к гребню, покрытому твердым снегом, в котором я "выцарапал" несколько ступенек. Пересекли его и немного спустились, чтобы укрыться от холодного ветерка. Полуспрятанная в тумане черная южная стена Эвереста образовывала задний план в стиле декораций опер Вагнера. Теперь мы могли рассмотреть весь ледопад, пробивающий себе путь по шестисотметровой теснине. На этот раз кроме питания мы взяли с собой и бинокли для осмотра. Поискав немного, заметили около конца ледопада фигурки, остановившиеся, вероятно, чтобы связаться. Поднявшись выше, увидели небольшое желтое пятно лагеря II, по-видимому затерявшегося в диком окружении ледовых сераков. Група Эда не была видна. Но верхняя часть ледопада казалась разбитой на громадные обломки, за каждым из которых она вполне могла скрываться. Мы определили нашу высоту в 5850 м. В 11.45 мы направились вниз по гребню, к проклятым валунам. В этот день произошли два Радостных события: первым было прибытие почты, причем весьма обильной. Для путешественника не может быть большего счастья. Всю вторую половину дня мы провели, читая и перечитывая письма. Вторым событием было появление в 6 часов Джона с приятной вестью о том, что группа Эда прошла ледопад. Джону в этот день пришлось много поработать. С Базы он взял с собой спокойного, услужливого Анг Намгиала. Немного раньше вышли также Грифф и Том Стобарт. Метрах в ста ниже лагеря II Джон встретил спускающуюся группу Эда. Некоторое время они шли вместе, чтобы разведать путь. Одно из препятствий, которое могло оказаться непреодолимым, было побеждено. Следующий день был первым выходным с тех пор, как мы вышли из Тхъянгбоча. В 12.30 появились Эд и оба Джорджа в сопровождении шерпов. Они были очень довольны и мечтали об отдыхе, однако из рассказа выяснилось, что они не совсем были уверены в безопасности разведанного ими пути. Вторая половина дня была посвящена писанию писем и отчетных сочинений в школьном стиле. Затем появился Джон, изложивший разработанный им до сверхъестественных деталей дальнейший план. Единственное, в чем я сомневался,— сумеем ли его выполнить с достаточной эффективностью. Первый этап во всяком случае был несложен. Джон, Майк Уорд и я должны идти вверх, к Базовому лагерю, и работать на ледопаде. Затем более "высотная" группа должна пройти ледопад для организации лагеря III. Джон собирался начать заброску грузов через ледопад в Западный Цирк 24 апреля. Базовый лагерь переезжает Голос Гриффа Пью, пророчествующий горестные события или по крайней мере длительную и неприятную работу, звучал в наших ушах, когда мы, то есть оба Майка (Уорд и Уэстмекотт) и я, встали 19-го с твердой решимостью перетащить Базовый лагерь на новое место. Мы проглотили приготовленный Киркеном ранний завтрак и начали действовать. Сперва надо было снять и хорошо упаковать палатки. Эта работа, а также переноска палаток вниз по желобу были делом пяти шерпов во главе с низкорослым Гиальеном. Последний был одним из наиболее жизнерадостных и приятных шерпов, хороший организатор, но, как я считал, недостаточно сильный, чтобы стать "высотным" носильщиком. Бедный Киркен как раз только что закончил сооружение монументальной фабрики-кухни с каменными стенами и брезентовой крышей. Однако он охотно согласился перебазировать свое произведение на новое место. Наиболее значительная площадка должна быть выровнена для большой палатки, что потребовало три часа тяжелой работы, частично благодаря твердому решению Тома Стобарта не повторять ошибки, допущенной на старом месте: там лед был слишком близко к поверхности земли и неловкие посетители скользили по полу. Кроме того, в палатке было холодно. Отсюда следствие: мы должны были вести строительство, используя камни правильного размера и формы — широкие и плоские. К счастью, Гомпу, который не раз складывал туры, имел наметанный глаз; он легко находил крупные плоские камни и перетаскивал их с большим энтузиазмом. Работая сообща, мы к 5 часам соорудили громадную, великолепную ровную площадку, на которой воцарилась палатка. Было, правда, неловко наблюдать, как шерпы сооружали площадки для других палаток за 10 минут. Было приказано брать воду из небольшого притока выше лагеря, а любой мусор выбрасывать на склон ниже по течению. Наша палатка приютилась около громадной башни. В первый же день я вырубил на плече башни ступени, которые долго оставались заметными. Перевалив через плечо, я попал в таинственное и прекрасное ледяное ущелье, вдоль которого прошел сколько смог и вернулся в нашу мульду где-то невдалеке от местоположения первого Базового лагеря. В этой башне имеется также вырубленная под руководством Тома Стобарда пещера. Узкий проход ведет к помещению размерами примерно 1,8 метра на 1,8 метра, где хранится фотохозяйство Тома. Несколько человек, начиная с Тома, пробовали спать в пещере, пока Том не подхватил воспаления легких. Преимуществом такого помещения является стабильная температура ( 3°С ниже нуля). Ночью, при свете свечей, это прелестное местечко. Однако днем работать там неуютно; некоторые из нас слегка встревожены зловещими предсказаниями о том, что в Западном Цирке всем придется жить в пещерах. Ниже наших палаток множество небольших площадок с палатками "Мид". Еще ниже, ближе к реке, живут шерпы, работающие на ледопаде. Это в большинстве своем местные жители с одним-двумя запасными, прибыли сюда только для того, чтобы перенести наши грузы в лагерь III. Они обеспечены нормальным альпинистским снаряжением, однако не имеют высотной обуви и теплого белья. Конечно, лучшие смогут пойти с нами выше. Двое из них уже сейчас выделяются: небольшой, морщинистый Даватхондуп, старший по возрасту среди всех носильщиков, и прибывший к нам из ближайшего селения Анг Норбу. Ниже палаток установлена кухня — роскошное каменное строение с брезентовой крышей. Одна из стен сложена из продуктовых ящиков. Спускаясь от кухни, мы подходим к реке, огибающей территорию лагеря. Справа виднеется узкий проход, вырубленный среди сераков в соответствии с замыслом Майка Уорда создать гигиеническую уборную. К сожалению, она расположена весьма далеко, и к тому же, когда пробираешься к ней глубокой ночью в лагерной обуви, опасность поскользнуться весьма велика. За южным склоном бугра Том Бурдиллон соорудил из ящиков из-под кислородных баллонов постройку, где проводил свои эксперименты. Не будем заходить в палатку Гриффа, установленную несколько выше в мульде; он во что бы то ни стало стремился поставить ее на льду, чтобы проверить, действительно ли это так неуютно, как все говорят. Лучше остановимся и насладимся восхитительной картиной гор. Несмотря на желтые огни, тепло мерцающие сквозь стенки палатки, я вспоминаю слова де Соссюра, которые вполне могли быть написаны здесь, а не на Монблане: "Небо было идеально чистым и безоблачным, и нигде не было видно тумана, за исключением дна долин. Звезды ярко светили, но они были лишены всякого признака мерцания. Они проливали на вершины очень слабый, бледный свет, достаточный, однако, чтобы различать предметы и расстояния. Спокойное и глубокое безмолвие, царящее над этими обширными просторами, увеличенными к тому же воображением, вызывало у меня настоящее чувство страха. Казалось, что я единственный, оставшийся в живых из всей Вселенной, и мое тело лежит распростертым у моих ног". Звезды сверкают, но луна теперь касается черного, резко очерченного гребня Пумори. Далеко внизу, в долине, вершины Тавече дремлют в дымке медленно движущегося тумана. В верховьях нашего ущелья Лхо-Ли, такая шумная днем, кажется сейчас белой шелковой подушкой, брошенной под ноги горным великаном. Ближе к нам ледяные сераки отливают серебром над блестящей чернотой неровной земли, по которой мы прогуливаемся. Ночь смягчает резкость, усиливая в то же время восприятие волшебной красоты, которая в Гималаях непрерывно стучит в наши сердца. Все заботы исчезли. Завтра — новые заботы! Инженеры на ледопаде Ледопад. Мы так много слышали и читали о нем, об этом драконе, охраняющем сад Гесперид Западного Цирка. Мое первое знакомство с ледопадом состоялось, когда я участвовал в технической экспедиции. Мы вышли поздновато, в 9 часов, из-за задержки с выдачей продуктов шерпам. Связь по всем вопросам между мной и шерпами была возложена на этот раз на Нимми, небольшого роста шерпа, выглядевшего весьма компетентным. Слабое сердце не давало ему возможности подниматься на большую высоту. Атта (для приготовления чапатти), тзампа (жареный или толченый ячмень) — основные продукты питания, а также рис, масло, сухой картофель — все это должно быть доставлено носильщиками из Намче. Время от времени Нимми ходил туда для закупок этих продуктов, а также баранины и свежего картофеля, к которым как сагибы, так и шерпы питали большую слабость. Я вышел немного раньше обоих Майков, чтобы на месте старой Базы прикрепить флаги к оставленным древкам. Вскоре появился Майкл Уэстмекотт, несший здоровенный гаечный ключ, который он использовал для сборки дюралевой лестницы — моста. В этот день Гиальен и Пазанг Футар самоотверженно взялись тащить эту пятипролетную лестницу. В их компании в 9.45 мы окончательно тронулись в путь к ледопаду, предварительно надев кошки. Сначала мы шли вдоль ложа ледника, примерно под прямым углом к самому ледопаду. Дорога довольно долго шла в этом направлении, затем круто поворачивала направо. Однако Джордж Бенд нашел хитроумное сокращение пути, начало которого было не так легко обнаружить. - Может быть, сюда? - Нет, я совершенно уверен, что мы здесь не проходили, лезьте на этот бугор, если есть охота. - Видно что-нибудь? - Возможный путь просматривается, но я не могу найти следов. Пройдем еще немного. - Может быть, сюда? - Здесь должна быть отметка, но снег мог ее уничтожить, пожалуй, первое место было правильным. Лучще было вернуться. В наиболее подходящем месте я с трудом втиснул флажок в узкую трещину. Впоследствии укрепление флажков служило мне столь же хорошим предлогом для остановки как и фотосъемка. Достаточно было остановиться и начать расширять отверстие, как все остальные также останавливались, без сомнения думая: "Ну что за добросовестный парень!" Замерзший приток, петляя, прокладывал свой замысловатый путь и постепенно приближался к крутому ледопаду. Высоко на горизонте, над тем местом, где должен быть лагерь II, фантастические ледяные пальцы вот-вот, казалось, попадают и покатятся по хаотическому склону. Обнаружить здесь путь вверх совершенно невозможно. Вскоре мы покинули ровную местность, начав петлять, преодолевая по все большей крутизне небольшие стенки, террасы, лощины, полные сухого снега,— словом, участки, отнюдь не приспособленные для прогулок. По мере возможности я маркировал дорогу флажками. Уже в апреле нас начали мучить ежедневные, действующие на нервы, послеобеденные снегопады. Снег засыпал проложенные утром следы и заставлял чуть ли не вновь отыскивать дорогу. Предвестниками таких снегопадов были появляющиеся к ночи цирусы, за которыми следовало сверкающее раннее утро. Поднимаясь по глубокому снегу, мы с трудом барахтались в нем, часто теряя направление. Внезапно раздался истошный вопль Майкла Уэстмекотта. Метрах в шестидесяти над нами он узнал крутой край трещины с виднеющимися на нем следами — "Ужас Майкла"— название, данное в его честь, когда несколькими днями ранее он был руководителем группы. Мы связались, преодолели небольшой трудный склон и очутились на крутом, закругленном ледяном краю, нависающем слева над многообещающей свежей трещиной. Мы поднимались весьма осторожно, зондируя снег ледорубом, а затем страховали сверху нагруженных шерпов. Решили, что навешенные в этом месте перила будут надежным подспорьем для следующих носильщиков. Выше этого участка нас остановила широкая трещина. Ранее ее обходили стороной. Майкл решил использовать для ее преодоления две секции лестницы, которую Гиальен с радостью сбросил на землю. Обе секции были соединены и получившийся мост длиной 3,5 метра повис над бездной._ Забавно было впоследствии вспоминать, как осторожно мы переползли на ту сторону трещины, переправляя по очереди грузы на веревке. Когда шерпам приходилось пользоваться этим мостом, в особенности при спуске они зачастую переходили его стоя, даже будучи в кошках. И уж неизменно поступали таким образом, когда лестница была заменена двумя сосновыми бревнами. Если кто-либо был на грани падения, то это рассматривалось как веселая шутка. Двигаясь дальше, мы использовали еще одну секцию лестницы для более узкой трещины и наконец добрались до хорошо уже знакомого препятствия — "Ужас Хиллари". Любопытно стремление альпинистов называть отдельные участки гор по имени конкретных лиц. Перед нами была широкая трещина, перекрытая ледяным, засыпанным снегом мостом. Снежные мосты никому особенно не нравятся. Перспектива ходить по ним в течение двух месяцев отравляла кое-кому существование. Мост приводил на другой стороне к крутой стене высотой около 5 метров, на которой были вырублены ступени и повешена веревка. Наверху после установки флажка мы остановились. Было уже больше 12 часов, день был жаркий, однако в верховьях ущелья уже клубились черные снежные тучи. Мы решили дальше не идти, а получше обработать пройденный путь. Майкл Уэстмекотт и Пазанг Футар расширили вырубленные на стене ступени. Мы с Майком Уордом высмотрели немного ниже ледяную башню, грозившую свалиться нам на голову; глыба в форме бриллианта высотой метров пять балансировала на узком основании. Мы принялись за нее так, как поступают при валке леса. Сперва мы обвязали ее веревкой, которую Гиальен держал непрерывно натянутой. Затем стали по очереди осторожно подрубать основание. Внезапно раздался треск, появилась трещина, и громадина с неожиданно глухим звуком повалилась на ровный снег. К 3.40, то есть когда мы вернулись, легко ориентируясь по флажкам, снег уже падал во всю. И так каждый день необъятная пелена облаков поднимается и кладет первые порции снега на вершины Тавече. Постепенно весь громадный цирк верховьев Кхумбу заполняется мрачной темнотой. Солнце мигнет последний раз, и прощай! Хлопья падают все быстрее и быстрее, и наступает момент, когда со вздохом надеваешь штормовку. Во второй половине этого дня Джон, как всегда, первым прибыл из Озерного лагеря. Несколько позже появились оба Джорджа, Эд и их шерпы. Все были похожи на снежных людей и содействовали увеличению духоты в большой палатке. На следующий день, 21-го, "ледопадная" группа должна была пройти ледопад насквозь и оборудовать дорогу выше лагеря II. Хант, оба Майка и я собирались улучшить путь ниже этого лагеря. Ночь была холодной и в одном спальном мешке я впервые озяб, к тому же все время ворочался на камнях, дающих о себе знать под "сдохшим" матрацем. Снова мы вышли в девять утра. Снова я шел немного впереди, ставя дополнительные флажки. Снова было жарко и душно на склоне, ведущем к "Ужасу Майкла", однако знакомая дорога странным образом уменьшает трудности. Здесь забили длинный стальной стержень и привязали к нему веревку с узлами. Выше "Ужаса Хиллари" мы попали на не пройденный еще участок. Подошли по снегу к левому (орографически правому) краю ледопада. Метрах в 130 над нами, возвышаясь над склоном, выделялся на фоне неба самый крупный из ледяных пальцев. По пути к нему мощный хаос сераков. Как тут найти дорогу? Как раз под ледяным пальцем широкий снежный желоб казался среди ледяной неразберихи чем-то вроде тропы. Преодолев этот участок, известный под кличкой "Переулок адского огня", мы продолжали наш путь, отыскивая глазами оставленные передовой группой там и тут флажки. Изредка попадался швейцарский флажок, взгромоздившийся далеко влево от нас, над пропастью, на немыслимо высоком сераке. Это наглядно показывало, как сильно изменил за зиму ледник свой рельеф. Я был ведущим в первой связке. Мой напарник Майкл Уэстмекотт самоотверженно тащил секцию лестницы, оставленную накануне около "Ужаса Хиллари". Громоздкость этой штуки, ее стремление стукнуть каждого по голове и зацепиться за каждую неровность позволили нам наглядно представить себе будущие удовольствия. В конце "Переулка адского огня" мы должны были пройти направо под нависающими карнизами и вверх через массу нагроможденных обломков. Как сообщил Майкл, один из участков, являющийся ключевым для прохода между вертикальными стенами и выходом на более легкий склон, получил название "Глупость Хиллари". Именно здесь Эд уронил свой ледоруб и потратил полчаса, вися вниз головой над бездной, пытаясь его разыскать. Мы все надеемся, что крутизна уменьшится. Проходит много времени, пожалуй около часа, пока наконец настает этот момент. И тогда, стоя на глыбе в форме ломтя кекса, мы взираем на закругляющееся ущелье. Вогнутая поверхность его испещрена лабиринтом небольших трещин. По словам Джона, изменения, происшедшие здесь за последнюю неделю, поразительны. Что же произойдет за два месяца? Продолжаем медленно подниматься, поворачивая к левому краю; отметили преодолеваемое прыжком опасное место, где следовало бы устроить мост. В верховьях ущелья через глубокую трещину нужно было перекинуть одну из секций дюралевой лестницы. Для этого приходилось выбирать между атлетическим прыжком, на который никто из нас фактически не был способен, и хлипким ледяным мостом, весьма ненадежно заклинившимся над пропастью. По некоторым причинам я решился попробовать второй вариант и уже через несколько секунд вырубал на противоположном краю площадку для лестницы, которую мы затем установили и укрепили с помощью ледовых крючьев. Еще две сотни метров вправо, и мы, обогнув правую стену нашего ущелья, очутились над палатками. В то время место, где был расположен лагерь II (5917 м), казалось нам таинственным. Тогда мы не дошли еще до того, чтобы презирать его, рассматривая как неприятную ночевку по дороге вниз с вершины. Здесь, на широкой площадке, стояли четыре желтые и оранжевые палатки, над которыми метрах в пяти почти нависали, как показалось мне, две громадные, покрытые буграми ледяные башни. Появились со своими шерпами Эд и Джордж Бенд. Несчастный Джордж Лоу заболел в пути тяжелой формой "базолагеритиса" и должен был идти вниз. Джон попросил Майкла Уэстмекотта остаться с ним. Поглядев, как они устроились, мы с Майком Уордом начали спуск, пока снегопад не стал слишком силен. Когда проходили последний участок ложбины, я сказал Майку: "Если кто-нибудь спросит, что мы делали сегодня, мне не очень хотелось бы ответить: "Лазали на Эверест". И действительно, нам ни разу не приходило в голову, что мы провели день на Эвересте. Мы пришли к выводу, что, по-видимому, это объясняется тем, что альпинисты — близорукие существа и ничего не видят за ближайшей зацепкой, выступом или в крайнем случае лагерем. Однако когда я впоследствии думал об этом, то решил, что это относится и к экспедиции в целом. Полюбуйтесь на фотоснимок Тенсинга, поднявшего вымпелы на вершине, и вернитесь мыслью к Тхондупу, чистящему картошку в Базовом лагере, к Робертсу, проверяющему кислородные баллоны, после того как их доставил Альф Бридж; вспомните, наконец, о нас самих, сокрушающих сераки. Что каждый делал все это время? Лез на Эверест, иначе говоря, создавал возможность явления вышеупомянутого фотоснимка. Базовый лагерь был переоборудован в этот день к 4 часам после полудня при сильном снегопаде. Джимми Робертс, гималайский ветеран, прибыл с основным запасом кислорода. Вместе с ним появился и Джеймс Моррис из "Таймса", "отличный вежливый журналист", как я бы его охарактеризовал. Было приятно рассказывать о своих переживаниях спокойному, доброжелательному слушателю и знать, что они будут изложены хорошим английским языком. Кроме них прибыл и Чарлз Эванс со своей группой, доставившие основной запас экспедиционных грузов. Чарлз уже был занят, размечая краской на ящиках номера лагерей. Прибывший с ним Чарлз Уайли был окружен группой оживленно болтающих шерпов. По лагерю расхаживали лица, которых я видел впервые: Фу Дорьи в своей ярко-оранжевой куртке и маленький, робко представившийся нам Дава Тхондуп. Том Бурдиллон уже сооружал свой кислородный отдел, а вне лагеря целая группа работала над устройством ледяного погреба. Мы были теперь официально организованным Базовым лагерем. Единственным недостатком была давка в большой палатке во время еды. Человек в полном комплекте одежды казался вдвое больше своих нормальных размеров. Кроме того, ложки и вилки быстро вышли из строя, мы были вынуждены заняться импровизацией. Джеймс в своем спокойном стиле заметил однажды, что постороннему покажется необычным, что национальная экспедиция не имеет отдельной палатки — столовой и что ее лидер ест кашу вилкой, сидя на полу. Я обнаружил как-то в лагере VII Чарлза-Уайли, уничтожающего грейпнатс с помощью гаечного ключа, причем "работа", по-видимому, продвигалась весьма медленно. Ночи были все еще холодными, вероятно, температура была несколько ниже нуля. Поскольку Эд с самого начала весьма успешно наступил на большой термометр, я не мог сообщать ежедневно точную температуру. Завтрак проходил неторопливо, начинаясь около восьми, когда теплое солнце выглядывало из-за ущелья Лхо-Ла. Мы посиживали снаружи на ящиках, пока Киркен суетился, приготовляя овсянку, бекон (особенно несъедобный, так же, кстати, как и мясо в соусе) и, если повезет, яйца. Джеймс разбил свою палатку на небольшом холме в верхней части ложбины, но питаться приходил к нам. Следующий день, 22-е, был в приказном порядке выходным для всех находящихся в лагере. Однако мы с Майком Уордом высмотрели исключительный вариант пути через "Ужас Хиллари". Выйдя под теплыми лучами солнца, через 50 минут мы дошли от старой Базы до цели. Вариант был весьма простой. Пересекли ту же трещину, но левее и ниже, где она была настолько узкой, что ее можно было перешагнуть. Затем следовал подъем на ту же ледяную стену, но также левее. Я рубил ступени сверху вниз, Майк — снизу вверх. Мы подвесили в этом месте веревку и вскоре имели прекрасную лестницу с перилами. Вернувшись назад, весьма довольные, к ленчу, мы позволили себе полчаса позагорать на солнышке. Погода была как на морском курорте. Сонное око удивлялось, полуоткрывшись и увидев необъятную стену Нупцзе вместо спокойной синевы Средиземного моря. 24-го высотный отряд и отряд, работающий ниже, должны были начать действовать. Вечером 22-го, в 6 часов, появились Джон с Джорджем Бендом. Приятные новости! Они нашли в верховьях ледопада место для лагеря III, и Джордж Лоу установил с ними радиосвязь. Эд и Майкл Уэстмекотт остались для обработки дороги, так как 24-го две группы должны были идти вверх; "низкой" группе предстояло доставить груз до лагеря III; Грег и я с семью шерпами, базируясь на лагерь III, собирались пройти выше и перенести грузы в Западный Цирк. Наша группа считалась "высотной". Таким образом, 23-е было у нас занято подготовкой к выходу: обсуждение рационов, починка обуви, письма домой, совещания с Чарлзом по вопросу припасов для лагеря III, отбор шерпов. Кроме того, этот День остался у всех в памяти благодаря восхитительным лепешкам. Тхондуп постарался и выдал нечто сверхъестественное, запоминающееся надолго, тем более что любая разновидность свежего хлеба всегда вызывала бурный энтузиазм. Добавление масла и джема возвело лепешки в ранг "харча богов". Мы неизменно превращались в обжор всякий раз, когда подобные лепешки и реже свежий кекс появлялись на сцене. Это хоть как-то утешало нас, травмированных медленным, беззвучным снегопадом, который снова и снова покрывал все вокруг и действовал угнетающе. Ужин в этот вечер прошел в минорных тонах. Конечно, мы съели слишком много лепешек, но, если отвлечься от этого, что же делать со снегом? Как он повлияет на ледопад и на заброску верхних лагерей? |
| Читать дальше >> |
