|
Глава 8 Прогулки по ледопаду 1—14 мая Лагерь отдыха в Лобуе 2 мая я с громадным трудом встал в 6 часов утра, чтобы помочь Эду отрегулировать какую-то гайку в его аппарате. Затем я снова залез в постель. Эд и Тенсинг вышли в 6.30. Позднее мы узнали, что они промчались по ледопаду как на крыльях, добрались до лагеря IV (6460 м) и вернулись к концу дня при отвратительном снегопаде. Именно во время этого спуска произошло событие, о котором так много писали некоторые газеты. Эд был обманут одной из бесчисленных заклинившихся ледяных глыб, поскользнулся и провалился в трещину. Тенсинг, шедший за ним, удержал его на веревке. Типичный случай для "восхождения в связках"! Вскоре солнце в Базовом лагере начало припекать. Стало слишком жарко для верхней одежды и достаточно тепло для умывания. Наше верхнее платье, куртки и брюки были, пожалуй, наиболее удачной частью нашей экипировки. Они были сделаны во Франции, и, влезая в это одеяние, мы чувствовали себя, как если бы нас заворачивали в три пуховые перины, и выглядели похожими на зеленых неуклюжих медведей. Громоздкость одежды не играла особой роли, так как она была удивительно легка и могла в сильной степени сжиматься. По своему действию она равнялась четырем свитерам и обладала тем преимуществом, что ее в мгновение ока можно было снять и снова надеть, как только похолодает. Итак, раздевишсь, я нежился на солнце и впервые с тех пор, как мы покинули Тхъянгбоч 9 апреля, сменил сорочку. Я поздовался с Гриффом, который вынужден был спуститься из лагеря III, так как кто-то неосторожно подменил его ящик ящиком с банками сока манго. Должен признать, что Гриф воспринял это горестное событие весьма мужественно и пережил свое поражение в битве за эксперименты как истинный мужчина. После обеда я направился в Лобуе. По этому же пути шествовала вереница шерпов, использующих два-три дня "каникул", чтобы навестить свои семьи. Они отобрали у меня рюкзак, так что я шел под ярким солнцем в тенниске и болтающейся за спиной штормовке. Ледяные башни кругом сверкали голубыми молниями, и я шел медленно, наслаждаясь окружающей красотой. Дорога по покрытому снегом льду была к этому времени хорошо пробита. Ниже Озерного лагеря начался послеобеденный снегопад. Я никогда ранее не проходил по этому пути, так как Лобуе лежит на правом берегу Кхумбу, так же как и Пумори. Приходится пересекать старое ложе ледника, ориентируясь по турам, которые в тумане или снегопаде заметить нелегко. Случилось так, что я потерял дорогу и вынужден был возвращаться, так как далеко опередил шерпов. Наконец, спускаясь по узкому ущелью с плоским дном, которое фактически является частью мульды между склоном и мореной, я дошел до травы. Дорога казалась бесконечной. Сквозь пелену падающего снега каждая глыба выглядела как здание, пока я не утыкался в нее носом. Я был уверен, что заблудился, и в перспективе маячила холодная ночевка среди скал при отсутствии свитера. Я приуныл. Может быть, мне удастся добраться до Фалонг Карпо, расположенного далеко внизу. Там я найду во всяком случае крышу и огонь. Внезапно справа, в стороне, появилась каменная постройка явно шотландского вида, а рядом с ней неузнаваемая под белым покрывалом наша желтая сводчатая палатка. Вскоре я был уже внутри, где первым долгом начал забирать у хозяев свитера. Тому Стобарту нездоровилось, он хрипло дышал, страдая бронхитом, оказавшимся при последующем диагнозе началом воспаления легких. Среди шерпов также были больные. К Тхондупу присоединился в каменном доме Топки, которого замучил кашель, а позже Да Намгиал, вернувшийся с разведки в жалком состоянии. Я не переставал никогда удивляться, вспоминая эту болезненную" страшно худую фигуру с опухшими глазами и жалкой улыбкой и перенося затем свои мысли к Да Намгиалу, поднимающему вместе с Джоном заброску на восточный гребень до высоты 8340 метров. Джордж Лоу и Грег сидели у приемника, ибо Грег страшно болел за победу своей родной команды "Блэкпул" в розыгрыше кубка по футболу. Лобуе даже в тот момент казался уютным лагерем. Это впечатление намного усилилось следующим утром, когда дружеское солнце растопило снег и пригласило нас поваляться на травке, уже усыпанной лиловыми примулами. Пройдя несколько шагов, вы подходите к речке, где можете сидеть часами, наблюдая зеленые водоросли, извивающиеся в кристальной воде, горихвосток, прыгающих по скалам, и даже, если вам повезет, бесхвостую тибетскую крысу или каменную куницу, важно выглядывающую из своей маленькой крепости. В Лобуе все призывает к отдыху, и этим он отличается от других лагерей. Здесь просто нечего делать, кроме как писать, читать или есть. После двухдневного пребывания здесь каждый испытывает ощущение сказочной свежести — следствие отдыха после нагрузки. Это ощущение контраста является, пожалуй, наиболее сильной составляющей чувства радости в любых обстоятельствах, особенно в гopax; чувство удовлетворения после хорошо проделанной работы одновременно с желанием сделать еще больше. После полудня пришел Эд, рассказавший о своем восхождении. На него произвело сильное впечатление влияние кислорода на скорость движения. Спуск при вечернем снегопаде был, по-видимому, крайне неприятным, а все вместе, осуществленное за один день, следовало признать выдающимся достижением. Аппарат с замкнутой циркуляцией, примененный на одном из участков во время разведки стены Лхоцзе, работал, как сказал Эд, не слишком хорошо; он сильно перегревался и в отличие от аппарата с открытой циркуляцией вызывал чувство утомления. Так или иначе в Цирке решительно действовала группа разведки, а мы сидели здесь, среди примул у журчащей речки. Сейчас по крайней мере все было хорошо. После обеда нас вновь донимал снегопад, однако на этот раз более хилый, чем вчера. Во время последовавшей беззаботной болтовни внезапно замаячила темная, покрытая снегом фигура — наш курьер, ожидаемый в этот день. К тому времени действовала уже хорошо налаженная Грегом система: курьеры забирали почту для Катманду и возвращались. Поскольку Джеймс Моррис имел, кроме того, еще и свою собственную систему доставки почты, мы обычно были хорошо обеспечены связью. Теоретически почта приходила раз в неделю, если же курьеры ухитрялись покрывать путь до Базового лагеря за рекордный срок в 6 дней, они получали премию 100 рупий. Некоторым это удавалось, в отношении других, отнюдь не торопящихся, термин "скороход" был явно идеализированным. Разговаривая между собой, каждый из нас обещал "перерезать горло курьеру за опоздание", когда он появится. Легко понять, что в действительности эта сумеречная фигура была встречена дружными криками "молодец!" и каждый немедленно погрузился в свои письма. Снимки жены и ребенка в тот вечер несказанно приблизили ко мне родной дом. Утром туман. Сквозь небо неясно светятся вершины, как будто грани их деформированы. Большинство из нас провели 4-е число все еще в палатках, беседуя и намереваясь что-то писать. Разговор шел на различные темы: от экспедиционных книг до предела возможного в альпинизме. Я потихоньку прошелся вниз по ущелью, пытаясь взглянуть на Пумори и другие вершины, царствующие над верховьем Кхумбу. На этом расстоянии они просматривались под правильным углом зрения: благородный, зубчатый силуэт на синем небе. В 6.30 вечера я вновь вышел погулять, так как снегопад прекратился. Туман исчез, и вся группа Кангтега была хорошо видна на фоне странного бледно-розового неба. Бесконечный покой охватывал долину. Тавече опоясала себя облаками и казалась выше ранее виденных нами вершин. Пока я любовался открывшейся мне картиной, розовое небо постепенно темнело, приобретая медный оттенок, а вершины продолжали выделяться на нем словно картонные модели. В этот вечер оба Джорджа установили радиосвязь между Лобуе и Базовым лагерем, что для десятикилометрового расстояния было неплохо. До сих пор еще не было врача, могущего осмотреть Тома Стобарта, и состояние последнего внушало нам опасения. Он ежедневно мужественно уверял, что чувствует себя лучше, и лишь на третий день это начало приближаться к истине. На следующий день, 5-го, всем, кроме меня и Эда, нужно было идти наверх, чтобы вновь приступить к переноске груза на "низких" участках. Джордж Лоу с Майклом Уэстмекоттом и Джорджем Бендом намеревались пойти выше для штурма стены Лхоцзе. Наконец группа разведки спустилась для отдыха в Лобуе. Ко времени ленча появился Грифф. Хотя он не являлся нашим официальным врачом (Майк Уорд был в это время на стене), однако он, как нельзя кстати, прервал свои эксперименты и спустился, чтобы осмотреть Тома и шерпов, которым особенно по душе был стетоскоп. После всех этих осмотров, во второй половине дня возникла великая дискуссия на тему о сравнительных преимуществах замкнутой и открытой систем кислородных аппаратов. Недостатком первой системы все считали повышенный вес, 15 килограммов, что было крайне неприятно и вряд ли могло компенсировать повышение эффективности до условий, соответствующих уровню моря. Грифф был с этим не согласен. События на ледопаде Утром 6 мая, хорошо отдохнувши, мы с Эдом сложили свои вещички и, тяжело нагруженные, направились вверх, к Базовому лагерю. Около озера мы внезапно увидели Джона, который, по-видимому, спускался с Пумори. Хорошо зная неистощимую энергию и усердие Джона, даже такой необыкновенный факт нас не особенно удивил. На самом деле оказалось, что он заблудился, взяв слишком вправо и рано сойдя с ледника. Он направлялся вниз для посещения Тома, хотя сам всегда отвечал категорическим отказом на неоднократные предложения отдохнуть в Лобуе, мотивируя это отсутствием связи с верхними лагерями. Джон рассказал нам несколько подробнее о плане: в настоящее время — продолжение переноски грузов на низком и высоком уровнях вплоть до 15 мая. К этому времени все должны перейти в лагерь IV, в передовой Базовый лагерь. Утомительный подъем продолжался; в этой замкнутой, залитой солнцем чаше, нас начало обволакивать нечто вроде "ледниковой усталости": сильное утомление всего организма, хотя нагрузка лишь на спине. Ледовые столы и башни, покрытые дымкой этого майского утра, потеряли свое очарование. Наконец мы добрались до цели одновременно с бараном, доставленным Нимми вместе с тзампой, рисом и сухим картофелем. Нимми было приказано доставить двух баранов. Однако крестьяне здесь слишком бедны, чтобы с ними расставаться; к довершению всего баран, которого он ухитрился раздобыть, заболел по дороге. В 3.30 вернулась группа разведки. Чарлз Эванс и Том с помощью Майка Уорда и Чарлза Уайли разбили бивак на месте старого швейцарского лагеря VI, примерно на четверти высоты стены Лхоцзе. Аппарат Майка стал барахлить, Майк начал задыхаться, и ему пришлось идти вниз. Несмотря на это, общее мнение склонялось в пользу открытой системы. Том и Чарлз, специалисты по замкнутой системе, провели ночь в лагере VI (7015 м) и проделали отличную работу, форсируя стену в глубоком снегу. Однако становилось ясным, что этот путь к Южному Седлу будет долгим, более долгим, чем предполагалось. Этой ночью в палатке Джон поделился со мной подробностями плана дальнейших этапов, так как я должен был наутро уйти вверх с "низким" транспортным отрядом и не мог услышать официальной информации, которую он собирался сделать. Итак, предполагалась попытка штурма Чарлзом Эвансом и Томом прямо с Южного Седла с аппаратами замкнутой системы. Затем должна последовать вторая связка — Эд и Тенсинг — с применением открытых аппаратов и с промежуточным биваком на гребне. Стена Лхоцзе должна быть пройдена передовой группой в составе Джорджа Лоу, Джорджа Бенда и Майкла Уэстмекотта. Чарлз Уайли и я должны руководить шерпами, несущими грузы на Южное Седло. Вспомогательная группа для второй штурмовой связки, нуждающейся в промежуточном лагере, будет состоять из Джона и Грега. Ночью я отметил в своем дневнике, что обязанность руководить шерпами оставляет мне мало шансов на что-нибудь новое, и уже решил, что, будучи писателем, то есть тем, кому суждено пером на бумаге фиксировать свой опыт, я должен написать свою личную историю экспедиции. Но о чем же я мог написать? Может быть, о высоте, накладывающей мрачный налет на монотонность восхождения? Мне вспоминается чувство разочарования, стынущие руки в карманах. Пихаешь камни ногой и говоришь: "Не думаю, чтобы я увидел что-нибудь новое." Подобно мальчишке, рвущемуся в нападающие, которому вдруг сказали, что ему придется стоять в воротах, мысли застревали у меня в горле, когда 7-го числа я спустился и просил Джона, если нужно будет провести какое-то исследование, подумать обо мне. Его ответ был обезоруживающим. Чарлз Уайли и я были теми двумя, кто лучше всех мог довести шерпов до Седла. А небывалая по затрате сил заброска восемнадцати грузов (в действительности их оказалось девятнадцать) на высоту более 7900 метров будет иметь столь большое значение, что без нее завершающий штурм немыслим. На ледопаде произошли большие события. Первым была организация лагеря II. Никому лагерь II не нравился в основном, по-видимому, потому, что он был промежуточным и все считали его плохо оборудованным. Никогда в нем не останавливались больше чем на одну ночь. Царящая в нем атмосфера пансиона низкого пошиба отнюдь не доставляла удовольствия. Радиосвязм, как правило, не было, редко работали оба примуса, а из-за глубоких проталин во льду лежать в палатках было крайне неудобно. В добавление ко всему была возможность обвала серака сверху и появления подозрительных трещин снизу. Как-то раз, когда из глубины раздался зловещий грохот, дюжина объятых тревогой голов мгновенно высунулась из палаток. Во время последнего периода "низких" забросок, когда щели расширились и стали превращаться в ледовые трещины, шерпы настояли на том, чтобы не пользоваться лагерем II и осуществлять переноску грузов за один день сразу до лагеря III. Это была не такая уж исключительная мера; с привычкой любая дорога становится легче и короче. Кроме того, после 13 мая больше не было уже послеполуденных снегопадов и тропа сохранялась в хорошем состоянии. Несмотря на все это, мне лично лагерь II нравился. В то время (начиная с 6 мая) Грег, Тенсинг и я руководили забросками, позднее нас должны были сменить отдохнувшие Чарлз Уайли и Майк. Состав моего отряда при подъемах был разнообразным. Я мог ютиться в палатке с десятью шерпами или мог иметь отдельную палатку, покидая ее только для того, чтобы проверить, как идет приготовление ужина, поболтать или разжечь примус. Шуршание вечернего снегопада навевало пессимистические мысли о предстоящем на следующий день тяжелом труде. Я лежал и слушал, немного читал или писал и снова слушал. К 5 часам снегопад обычно прекращался, и тогда я выходил, чтобы полюбоваться темнеющим контуром Пумори, расплывающимся в дымке поднимающегося из долины снежного тумана. Высоко над ним небо было покрыто медленно плывущими облачками. Солнце уже зашло, но его отраженные лучи еще освещали нежным серебром ближайшие очертания ледопада: колоссальные складки и белые отвесы, внезапно сменяющиеся мрачными пропастями (такая гладкая поверхность, что хотелось погладить ее); дикое, но аккуратное великолепие - кубики, сложенные гигантской детской рукой. Ночь будет безоблачной звездной сказкой над черными дружественными очертаниями. Мне нравится лагерь II и потому, что именно здесь мне удалось поближе познакомиться с шерпами. В тесной обстановке (порой по три человека в палатке) и в отсутствие других сагибов они открывали свое "я". Поднимаясь 7 мая, после пятидневного перерыва, по ледопаду, я заметил громадные перемены в его нижней части. Ложбина превратилась здесь почти в реку. Снежные мосты угрожающе трещали под ногами, готовые провалиться в тартарары. Поднимаясь по старым следам, я внезапно очутился по колено в потоке и оцарапал пальцы о ледяную корку. Вниз по первым зигзагам ледопада бежали многочисленные ручейки. Выше появились новые сераки, а трещины значительно расширились. По первому мосту, замененному теперь сосновыми бревнами, шерпы пробегали весьма бодро. Даже Таши Футар решился проходить по нему стоя. Однако на полпути мужество едва не покинуло его. Он покачнулся, ступил назад, зацепился кошкой... Но последовал прыжок, остальные рванули веревку — он был уже на той стороне, а товарищи разразились хохотом. Ледопад, прокладывая путь вниз, жил своей жизнью. Его "шкура" морщилась и трескалась. Часто приходилось петлять, избегая вновь образовавшихся трещин. А конечное ущелье! Ранее я сравнивал его с частично засыпанной продолговатой площадкой для гольфа в Хинкиде; лунки превратились в бездонные пропасти, а небольшие холмы стали наводящими ужас великанами. Вначале, как и раньше, надо было брать влево, переходить мост по бревнам длиной 1,8 метра, принесенным этим утром Да Тенсингом и Гиальеном. Последние должны были меня сопровождать, но ушли вперед. Далее продолжалось бесконечное движение вперед-назад, остановки, зондаж снега ледорубом, поиски маркировочных флажков. За прошедшую неделю образовалась совершенно новая дорога по новому леднику. 10-го числа на Базе я вылез в 7 часов утра из уютного мешка и оказался вовлеченным в длительный разговор с Джоном, находящимся в лагере III. (Он накануне вместе с Эдом поднялся туда для руководства двумя высотными забросками, между лагерями III и IV и между IV и V.) Появились, по-видимому, два новых опасных места: громадная глыба, нависшая над "Аллеей адского огня", и трещина между лагерями II и III. Последняя угрожающе расширялась, так что обе секции дюралевого моста все меньше и меньше перекрывали снег на каждом краю. Смогу ли я проверить эти места, когда пойду вверх со своими шерпами? Джон считал, что решению второй задачи может помочь веревочная лестница, протянутая между верхним и нижним краем трещины. Солнце сияло вовсю, когда мы утром упаковывали большую палатку, служившую до этого на Базе сагибам. Без нее сразу вокруг стало уныло, а черная леляная пещера казалась и вовсе мрачной. Как обычно, утро было жарким, и мы щеголяли в теннисках. С трудом поднимаясь к "Аллее адского огня", я вскоре дошел до подозрительной серака. Это была здоровенная грибообразная глыба размером с небольшой автобус, приютившаяся на плоском "стебельке". Сзади она примыкала к зеленой трещине в выпуклом ледяном массиве. Первой задачей было отделение ее от стены. Шерпам вся эта работа была не по душе Совершенно ясно, что во время остановок надо отдыхать. Зачем тратить энергию на какие-то "детские игры"? Однако они все же согласились помогать. С трудом я вскарабкался наверх. Отделить тыловую часть было нетрудно, но куда сложнее было добраться до "стебля" гриба так, чтобы серак не свалился мне на голову. Согнувшись вдвое, я долбил и долбил. На такой высоте это была тяжелая работа; я задыхался, останавливался, поворачивая ледоруб, и снова работал. Вскоре "стебель" стал угрожающе тонким. Мы пустили в ход таран — бревно длиной метра 2,5, принесенное снизу для устройства моста. Один из шерпов согласился таранить серак вместе со мной. Мы взяли бревно, несколько отошли и стукнули как следует. При втором ударе "неприятель" дрогнул, перевернулся вверх тормашками и грохнулся на наши нижележащие следы. Пусть теперь лежит среди своих собратьев. Мы помогли природе и, возможно, себя обезопасили. Для меня верхняя часть ледопада больше всего ассоциируется со свежевыпавшим снегом. Я всегда старался выходить до 8 часов, пока солнце не размягчило его, и обычно мне это удавалось. 11-го мы вышли в 7.50. Следов не было видно, но было сплошным удовольствием на этом участке размашисто шагать, уверенно ставить ногу на хрустящий ажурный иней, надежно вонзать при каждом шаге ледоруб для самостраховки. Однако, когда появилось солнце, вместе с утренней дымкой растаяло и удовольствие. Мы добрались до еще более расширившейся большой трещины и оставили на краю принесенное бревно, собираясь на обратном пути удлинить им мост. Когда я посмотрел направо, весь верхний склон показался мне внезапно наполненным жизнью. Часть верхнего края трещины, метров 15 длиной, с ужасающим грохотом обвалилась в пропасть. Об устройстве веревочных лестниц в этом месте нечего было и думать. По мере подъема снег становился глубже и идти стало тяжелее. Остальным в Цирке было, по-видимому, не сладко! До лагеря III мы добрались к 10.15 и нашли здесь записку Эда, в которой он требовал многие вещи; надо сказать, что Эд отвечал за транспорт между III и IV лагерями, Джон — между IV и V вплоть до стены Лхоцзе, тогда как Джордж Лоу, Майкл Уэстмекотт и четверо шерпов отправились работать на самой стене. Джорджа Бенда, который также был с ними, я нашел 8-го числа в лагере III страдающим от сильной боли в горле. 9-го он спустился в Лобуе для отдыха. По просьбе Эда мы установили большую палатку и отправились вниз. Дойдя вновь до трещины, мы остановились. Все ясно! Концы лестницы сантиметров по шестьдесят, которые так уютно покоились на снегу с каждой стороны трещины, укоротились теперь сантиметров на пятнадцать. Как удлинить мост? Очевидно, надо было подвязать к одному концу бревно, что позволило бы передвинуть другой конец лестницы дальше от края. Я вырубил углубление для конца бревна и выровнял площадку для лестницы. Последняя у этого конца сильно наклонялась влево, вызывая у переходящего неуютное ощущение, что его кто-то заставляет прыгать в пропасть. Положив бревно, я приготовился привязать его к лестнице и со вздохом подумал о том, как бы мне помог сейчас хороший такелажник! С веревкой, еще не оттаявшей после того, как мы утром вытащили ее из ледяной щели, никакой уверенности в надежности моих узлов не было. В конце концов мы, по-видимому, придали конструкции достаточную надежность. Во всяком случае никто не мог с нее свалиться от резкого сдвига моста, так как верхний конец был надежно зарыт в снегу, а нижний поддерживался хорошо уложенным бревном. Впоследствии вся конструкция была значительно усовершенствована Майклом Уэстмекоттом, который хорошо подвязал два бревна, по одному с каждой стороны лестницы, и сделал настоящие сходни. Мы продолжали спуск при снегопаде, не останавливаясь в лагере II, и достигли Базы к 2Ло, вполне готовые проглотить ленч и чай Тхондупа одновременно. Пара яиц в комбинации с оладьями полностью восстановили силы. Перечитывая в этот вечер свой дневник, я подумал о том, как стандартно прошел этот день и насколько я уже позабыл о благородной цели восхождения на Эверест. Я мог бы с равным успехом провести этот день, строя мост с отрядом молодых бойскаутов из Чатерхауза. Даже красота окружающего, став обыденной, не радовала более глаз. Никакое, даже необыкновенное, происшествие не может, как я думаю, долго сохраниться в памяти на наивысшем уровне. В этот вечер снегопад был особенно силен. Снег кружился вихрями, все покрывал и быстро твердел. Скоро на каждом ящике красовался большой головной убор в 7-8 сантиметров толщиной. Из снежного тумана появились Чарлз Эванс и Том Бурдиллон, отдыхавшие в Лобуе. Настроение у всех было неважное. Джон, заваленный снегом высоко, в лагере IV, начал подозревать наступление муссона. Ведь был же случай в 1936 году, когда перерыва в плохой погоде не было вовсе. Однако в прогнозе, который мы каждый день получали от Индийского бюро погоды, ни слова об этом не говорилось. Каждый день мы слышали: "Возмущения с Запада. На высоте - снегопады и метели. Скорость ветра на высоте 9000 метров — 40—50 узлов". Может быть, они забыли про муссон? Джон попросил послать специальный запрос, чтобы узнать, где именно этот муссон сейчас находится. Предпочитая парусину кухонной палатки ледяной пещере, все устремились туда, оттеснив бедного Тхондупа и его очаг в самый угол. Однако, прежде чем устроиться как следует, я должен был заняться дополнительными сборами, ибо Джон просил меня и Майка Уорда идти вверх и помогать Джорджу Лоу в прокладке пути по стене Лхоцзе. При таком снегопаде это отчаянно трудная работа. Я с удовольствием согласился: все же что-то новое. Посматривая на падающий снег, мы обсуждали бесконечно и безрезультатно, как всегда, достоинства кислородных аппаратов с замкнутой и открытой циркуляцией. Грег считал, что попытка восхождения с замкнутой системой непосредственно с Южного Седла обречена на провал. "Вы не можете добраться оттуда до высшей точки. И если даже это выльется в разведку Южной вершины, что из этого? Когда спуститесь, то либо заявите, что путь по вершинному гребню нетруден, либо скажете, что он дьявольски сложен. А дальше что?" Тем временем я сел и стал обдумывать пришедшую мне в голову забавную мысль: сколько времени пройдет, пока я снова увижу Базу? Может быть, это будет через месяц, может быть, позже, а может быть, никогда. Мы продолжали беседовать, а снег все падал и падал, пока не настало время сесть за последний тхондуповский ужин и затем лечь спать. Лагерь IV и выше Рассвет 13 мая был безоблачным. Лишь над Чангцзе курился зловещий флаг, признак сильного ветра. Дел было много; надо было разобрать и упаковать вещи, окончательно отобрать продукты для питания шерпов. Во мне зрела неприятная уверенность, что на долгое пребывание наверху наших запасов не хватит. Нимми вскоре должен был возвратиться из очередной экспедиции за продуктами и с такой же целью отправиться снова вниз. Тенсинг ушел вверх, забрав с собой семь шерпов из "низкого" отряда. Мы же, Чарлз Эванс, Том Бурдиллон, Грег и я, вышли в 10.55. Недалеко от "Ужаса Майка" мы догнали шерпов, медленно прокладывающих в снегу траншею. У места отдыха, ровной площадки ниже "Аллеи адского огня", мы их обогнали. Начался снегопад. Однако сквозь хлопья снега я все же мог разглядеть бодрую улыбку Тенсинга. Мы взяли на себя лидерство, что было отнюдь не легким делом. Маркировочных флажков оказалось слишком мало, и мы часто путались, проваливаясь иногда в снег по грудь. Особенно трудной была дорога между громадными глыбами перед "Глупостью Хиллари", где предательский снег покрыл все ямы и трещины. В 1.50, когда мы добрались до лагеря II, снегопад прекратился. Сквозь светящийся туман доносилось странное громыхание лавин из свежего снега, похожее на звуки пастушеского рожка. Выше лагеря II путь как бы стал легче, если можно так сказать про последовательность операций: зондирование ледорубом, барахтанье в глубоком снегу, отыскание опоры для ноги, шаг вперед, учащенное дыхание. К этому времени послышались жалобы на усталость, подталкивание друг друга, невнятное бормотание. Однако вскоре мы встретили спускающуюся группу Майка Уорда; протоптанная ими дорога облегчила наш путь. В 3.30 при вновь начавшемся снегопаде мы добрались до перенаселенного лагеря III. Джеймс Моррис прибыл сюда второй раз. Грифф Пью уединился в своей палатке для каких-то экспериментов, а выздоровевший Том Стобарт отважно крутил фильм. Мы все кое-как набились в палатки. Эд сообщил, что шерпы потребляют больше продуктов, чем предполагалось: не менее 500 граммов тзампы в день, не учитывая различных штурмовых пайков. Считая даже, что наверху запасен 1 маунд (33 кг) тзампы и еще три должны прибыть, все же будет мало. В этот вечер было передано по радио требование на дополнительные 3 маунда. Мы все теперь, за исключением Чарлза Уайли и Майка, были в Цирке. Времени для доставки дополнительных запасов до последней ходки, 18 мая, едва-едва хватало. Одним из преимуществ присутствия Гриффа было то, что он записывал ночную температуру. Было -25°С (по его мнению, тепло). Он также экспериментовал с Эдом, заставляя его потреблять кислород во время сна. Звуки споров или забавной болтовни, доносящиеся палатки Гриффа, не давали всему лагерю спать далеко за 9 часов. Возбуждение Эда выливалось в разговорах. Наконец молчание. Все спят. Когда мы поднялись, чтобы подготовиться к выходу в 8 часов утра, Эд признался, что ему пришлось пережить весьма своеобразную ночь. Оказалось, что выпускной штуцер в аппарате был установлен таким образом, что воздуха Эду попадало весьма мало — неплохое своеобразие! В 8.00 мы вышли, захватив с собой Джеймса. При утренней прохладе идти было приятно, но, увы! это продолжалось недолго. В 8.20 я вспомнил, что забыл взять бинокль Джона, который ему был нужен, чтобы наблюдать генеральским взором продвижение по стене Лхоцзе. Эд вызвался сопровождать меня вниз. К тому времени, когда мы снова догнали остальных, было уже очень жарко, а рюкзачок тянул килограммов 12. Благодарение небесам, что у нас была фляжка лимонада. Последний ровный участок казался бесконечным и крайне утомительным. Но наконец мы здесь, у палаток, образующих передовой Базовый лагерь, центр всех операций на ближайшие три недели и цель наших прежних стремлений. Здесь был Джон, он проводил нас под защиту навеса. И здесь же, высоко наверху, виднелись точки на слепящей белизне снега - Джордж и шерп Анг Ниима, работающие на стене Лхоцзе. |
| Читать дальше >> |