|
Глава 20 Есть еще другие Аннапурны Поезд мчится на всех парах. Ишак, Нуаель, Удо и я молча лежим на длинных полках купе, освежаемые струей воздуха из вентилятора. Мысли улетают, постепенно наступает ночь. После двадцатичетырехчасового путешествия по равнине Ганга с комфортом, который нам кажется невообразимым, приезжаем в Раксаул. Под руководством Саркэ и Панзи, сопровождающих нас до Катманду, наш багаж быстро перебрасывается на непальский вокзал. После Аннапурны Саркэ не отходил от меня ни на шаг. Работы ему хватало... Я часто вспоминаю о его выдающемся 36-часовом переходе, решившем по существу судьбу экспедиции. Катманду — это город его грез, сказочное видение, о котором он не смел и мечтать. Он, безусловно, заслужил эту награду так же, как и ветеран крупных гималайских экспедиций Панзи, преданность и спокойное добродушие которого так привлекательны. Сирдар Анг-Таркэ не смог к нам присоединиться: на его родине произошло громадное наводнение, и он очень тревожился за свою многочисленную семью. Он попросил отпустить его и уехал прямо в Дарджилинг. Прощание в Горакпуре было особенно трогательным. Кроме заработанных денег шерпы получили щедрый бакшиш и все личное снаряжение, представляющее для них большую ценность. Даже в Европе такое снаряжение является ультрасовременным. Шерпы поочередно подходили прощаться со мной, складывая, по индийскому обычаю, руки вместе. Некоторые, например Путаркэ, мед ленно кланялись в знак уважения, затем, касаясь меня рукой, прикладывались лбом к моей одежде. Хотя они и были довольны, что разделались с экспедицией, которая долго останется у них в памяти, однако на лицах была написана неподдельная печаль. Присланному магараджей офицеру дано задание: смотреть, чтобы мы были обеспечены всем необходимым, и помочь добраться до Катманду. Плохая новость: поезд уйдет только завтра. Мы разочарованы, но отнюдь не удивлены: в Непале всего три паровоза! К счастью, ожидание удается сократить благодаря стараниям трио офицеров связи: Нуаеля, Ж. Б. и непальского офицера. Сегодня в 3 часа ночи уходит товарный поезд, к нему прицепят для нас специальный вагон-люкс. Генерал Бижая, министр иностранных дел и родной сын магараджи, дал телеграфное предписание предоставить этот вагон в наше распоряжение. Ночью, под надоедливый аккомпанемент сверчков и прочих насекомых, мы размещаемся в роскошном купе. Мои товарищи уже крепко спят, когда поезд медленно отходит от станции. В пути так ужасно трясет, что я боюсь, как бы меня не выбросило из постели. Ширина колеи всего 60 сантиметров! Крошечный вагон демонстрирует чудеса равновесия, от продольной и поперечной качки начинает мутить. Всю ночь не смыкаю глаз. Мы проезжаем через дремучие, гнилые джунгли. Утром прибываем на конечную станцию. Офицер магараджи угощает нас сытным завтраком. Около вокзала приготовлены машины: для нас автобус, а для снаряжения грузовой шевроле. Меня усаживают на переднее сиденье. Уже больше месяца мне не приходилось быть в таком положении, но я настолько похудел, что не могу оценить по достоинству предоставленный мне комфорт. Тридцать километров, отделяющие нас от Бимпеди, можно было бы покрыть за несколько минут. Мы же потратили на этот путь более двух часов. Дорога узкая, но неплохая. Через многочисленные горные реки перекинуты стандартные, готовые мосты. Эта дорога — единственная в Непале, и жители очень ею гордятся. Она является важной жизненной магистралью, ведущей в Катманду. Понемногу набираем высоту. По временам встречаются серпантины. Грузовик неотрывно следует за нами. Взгромоздившиеся на него шерпы в восторге. Большое количество местных домов покрыто гофрированным железом. Это, пожалуй, наиболее безобразный из даров западной цивилизации местному населению. В 11 часов приезжаем в Бимпеди, где нас ожидают лошади и "дэнди" 1. Дорога здесь кончается, и, чтобы добраться до Катманду, куда мы должны прибыть к вечеру, приходится использовать горную тропу, непроходимую для автомашины. У Удо болезненные фурункулы, которые он получил, ухаживая за нами, и, следуя моему примеру, он выбирает себе "дэнди". Тропа сразу же начинает подниматься серпантинами по очень крутому склону. Поразительно ловкие носильщики ухитряются идти так, что я не чувствую ни малейшего толчка. Смена происходит на ходу, без снижения темпа. Путешествие длится весь день. "Дэнди" слишком мал для меня, и я вынужден согнуться чуть ли не вдвое, всячески оберегая свои повязки. Долго оставаться в таком положении невозможно. Удо "для храбрости" делает мне уколы солюкамфоры. Вдоль дороги разбросаны "рест-хаузы" — здания, предназначенные для отдыха приглашенных гостей магараджи. В час дня мы прибываем в крепость, занятую соединением гурков. Непальцы, видимо, очень гордятся этим укреплением, построенным в стиле Вобана 2. После легкого завтрака в рест-хаузе, расположенном наверху крепости, мы снова трогаемся в путь, так как до Катманду еще далеко и нам предстоит перейти через два перевала. Мое положение становится невыносимым. Единственный выход, уже испытанный в мрачные дни в Лете,— отупеть, оцепенеть, постараться отвлечься от настоящего, забыть о страданиях и боли. Как будто уже становится поздно. С перевала высотой 2000 метров открывается горизонт. Подняв голову, замечаю множество тросов, пересекающих долину. Канатная дорога? Не может быть! Да! Это канатная дорога, причем, как я узнаю, самая длинная в мире: она тянется более чем на 30 километров и обслуживает Катманду с его окрестностями, т. е. более ста пятидесяти тысяч жителей. Мои товарищи на резвых лошадях ушли вперед. Говорят, они нас будут ждать у начала автомобильной дороги. Откуда здесь автодорога? Я не могу скрыть удивления, когда узнаю, что до Катманду мы доедем на машине. Как сюда могла попасть автомашина? Надеюсь, не по этой узкой тропе, где мы сейчас проходим с трудом! Урывками удается получить кое-какие сведения. -Она доставлена носильщиками? И обернувшись к Удо: -Значит, они толкают машину по этой тропе. Чепуха, посмотри, какая крутизна! В некоторых местах не пройдут рядом и двое пешеходов. Да возьми хоть сейчас. Мы только что перешли по металлическому мостику не более полутора метров шириной. -Они не толкают машину... Они ее несут. -Невероятно! Говорят, есть даже грузовики... а как же два перевала по 2000 метров? Мои собеседники объясняют: -Машина со снятыми колесами устанавливается на большой платформе, которую несут 50—70 человек. Большая часть тропы обходится по руслу рек, где носильщики идут босиком. Избежать перехода через два перевала нельзя, поэтому в этих местах тропа расширена и повороты не такие крутые. Чтобы облегчить этот тяжелый труд, носильщики поют ритмичные песни. Таким образом, в Катманду смогли построить сеть хороших дорог протяжением почти 20 километров, по которым ходят около сотни машин. Наступает ночь. Носильщики шли без отдыха весь день и сейчас с трудом взбираются на перевал. Говорят, что отсюда видна большая часть гималайской цепи, а внизу, за устьем знаменитой Непальской долины, раскинулся на равнине Катманду — историческая крепость страны с сотнями пагод, храмов, дворцов. Это внезапное явление, должно быть, поразительно. К сожалению, когда мы добираемся до перевала, вокруг кромешная тьма и к тому же небо покрыто облаками. Как ухитряются носильщики находить в такой темноте дорогу — непонятно! Об остановке не может быть и речи, хотя я так устал, что готов отдать богу душу. Моя поза вызывает в памяти железные клетки времен Людовика XI... Вдали мелькают электрические огни! На следующий день я узнал, что на реке Брагмати построена гидростанция. Время идет, огни приближаются невероятно медленно. Глубокой ночью мы проходим через спящие селения. Когда же все это кончится? Я уже не в состоянии даже стонать. Около полуночи добираемся до деревушки. Вокруг бесшумно движутся какие-то тени: чувствую, что это конец пути. Действительно, невдалеке нас ожидает допотопный американский автомобиль. Нужно рассчитываться с носильщиками, перегружать снаряжение на грузовик. Мы с Удо усаживаемся в машину. Тотчас же обнаруживается, что одна камера лопнула. Четверть часа на смену колеса... Начинается дождь. Вперед! Дождь перешел в ужасающей силы грозу. По кузову барабанит ливень. Дорога плохая, рессора сломана. В час ночи мы въезжаем в рест-хауз магараджи. На аллее у входа нам салютует вооруженный гурка. Раздаются крики... Нас ждут. Ишак, Нуаель, Ж. Б. выходя нам навстречу. С большой радостью я вижу также советник нашего посольства Кристиана Беля, исполняющего сейчас должность поверенного в делах Франции в Индии и Непале. Наш посол М. Даниель Леви в настоящее время во Франции, и в его отсутствие Кристиан Бель совершил это путешествие, чтобы лично представить магарадже членов экспедиции. Этот хороший друг в курсе всех наших дел, однако он явно потрясен моим состоянием. Наконец-то впервые за многие месяцы я смогу отдохнуть... Здесь есть мебель! Стол, холодильник... В нашем распоряжении ванна... Но все это ничто по сравнению с тем, что ожидает нас на столе: бутылка эльзасского вина! У меня голова идет кругом, и я уже готов злоупотребить такой сказочной возможностью, однако важные метрдотели в тюрбанах с такой церемонностью наливают мне драгоценную жидкость, что я поневоле возвращаюсь к правилам хорошего тона. Приятный сюрприз: я смогу пользоваться кроватью. Мы собираемся пробыть здесь до 11 июля включительно. Для меня это означает три дня полного отдыха и хорошего питания, для моих товарищей — три дня на осмотр этой сказочной столицы. Катманду — центр жизни всего Непала, колыбель страны. Мои товарищи собираются в город. Перед уходом Удо "снимает кожуру" со всех четырех ран и просит меня побыть несколько часов без всяких повязок. Однако это нелегкая задача! Нельзя ни к чему прикасаться, нужно лежать, задрав руки и ноги, и тщательно оберегаться от мух и комаров. В таком положении время тянется медленно, и к тому же я очень боюсь этих насекомых, носителей всевозможной заразы. Мухи здесь огромные, с красным брюшком; они прилипают, как пластырь, и согнать их невозможно. Мои опасения вполне оправдались: в Дели, перевязывая меня, Удо обнаружил, что в ране на ноге кишат черви. Как только к ним приближался пинцет хирурга, они немедленно исчезали в глубине. Пока мы добрались до Парижа, они выросли до громадных размеров толщиной с вязальную иглу... их было не меньше 200 граммов. Я пережил ужасное потрясение! Мысль, что ничто меня не пощадило, приводила меня в отчаяние. Этo ужасное зрелище навсегда врезалось мне в память, несмотря на утешение Удо, утверждавшего, что черви очищают раны лучше любого современного лекарства. Говорят даже, что в некоторых случаях ими специально заражают раны. Мои товарищи в восторге от своей экскурсии. Им удалось осмотреть множество пагод, украшенных резьбой по дереву, исключительно оригинальные статуэтки. На следующий день — подготовка к большому дурбару 3. Нуаель объясняет нам порядок церемонии, которая в конце дня состоится во дворце. Сперва будет официальная часть, затем прием примет более интимный характер. Мы все взволнованны. Об этом большом дурбаре нам уже давно прожужжали все уши. Прежде всего необходимо быть точным! Ни минутой раньше, ни минутой позже, этикет соблюдается строго. За исключением Кристиана Беля, который будет одет в мундир советника посольства, все остальные должны облачиться в пресловутые белые смокинги, которые мы таскаем с собой от самого Парижа. Из альпинистов, из путешественников мы должны за несколько минут превратиться в светских людей и более того — в придворных! -Мои брюки помяты,— жалуется Удо. -Отдай их выгладить,— отвечает Ишак.— О, дьявол! В жизни мне не продеть этих запонок! -Я готов! — кричит наш дипломат Нуаель. Надо мной хлопочет парикмахер, на этот раз более деликатный, чем в Тансинге. Ему удается меня побрить, не порезав — повидимому, это величайший артист, так как мое лицо — лишь кожа да кости. В назначенный час на двух огромных машинах мы въезжаем за ограду дворца. У входных решетчатых ворот салютуют гурки. За великолепной аллей во французском стиле расположено озеро; мы медленно его огибаем. Приближается конница: целое соединение, мчащееся рысью. Всадники в красной одежде, с висячими усами, вооружены пиками. Выезжаем на цементированную площадь и останавливаемся перед дворцом магараджи. Мои друзья быстро выходят из машин и распоряжаются, чтобы за мной прислали носилки. Подбежавшие солдаты помогают меня усадить. Мы поднимаемся по лестнице. Его высочестве магараджа Непала идет нам навстречу, одетый в белый мундир, усеянный множеством необычайных орденов редчайших драгоценностей. Его головной убор украшен крупными драгоценными камнями, среди которых выделяется феноменальный по величине бриллиант. Усы в стиле императора Франца-Иосифа делают внешность магараджи еще более величественной. Он подходит ко мне с благожелательным видом, с отеческим добродушием во взоре. Я почтительно приветствую его на индийский манер, складывая вместе свои перевязанные руки. Он говорит, что рад принять нас во дворце, счастлив поздравить меня и моих товарищей. Мы вместе с ним поднимаемся по лестнице и входим в громадный залитый светом зал. Вокруг толпятся королевские вельможи, на нашем пути ряды расступаются. Магараджа приказывает поставить мои носилки таким образом, чтобы мне была хорошо видна вся церемония. Я с удивлением смотрю на окружающих: все одеты в такие же белые мундиры, как у магараджи, правда не столь роскошные. Ослепительно сверкают изумруды, бриллианты, рубины. Как-то странно, что в наш век еще существуют такие баснословные сокровища. Так как мы прибыли на несколько минут раньше, чем полагалось, у меня еще есть время как следует разглядеть выстроенных в порядке старшинства наследных принцев. Их примерно пятнадцать. Они сидят безмолвно, неподвижно. Официальный пост магараджи, должность премьер-министра, передается им по наследству, в соответствии с очень строгими правилами, своим братьям или сыновьям. Король Непала почти никогда не показывается своим подданным. Он олицетворяет духовную власть. Справа, строго по рангу, сидят принцы, одетые в такие же сверкающие мундиры, затем министры, высшие офицеры армии — словом, вся непальская знать и именитые лица. Сидящий рядом Ишак шепчет: -Потрясающе! Как ты себя чувствуешь? -Ужасно... Мне кажется, я долго не выдержу. Действительно, стоило мне принять вертикальное положение, как сквозь повязки начал просачиваться гной. Ишак тоже в затруднительном положении: этикет здесь весьма строг, один из самых строгих в мире, и лицу, удостоенному приема во дворце, не полагается выполнять обязанности фотографа. Но в этой стране фотография пользуется громадной популярностью, и присутствующие смотрят сквозь пальцы на нарушение этикета. Время от времени вспыхивает магний: Ишак исподволь фотографирует. Затем он вновь становится "приглашенным". Официальные придворные фотографы возятся с колоссальными аппаратами на штативах, которые они устанавливают так тщательно, как будто боятся, что в случае неудачи им отрубят голову. На Ишака они посматривают со снисходительным видом. "Какой-то любитель...— думают они,— нельзя сделать снимок на лету!" Кристиан Бель поднимается и обращается к магарадже с речью на английском языке. От имени Франции он благодарит магараджу за данное нам особое разрешение посетить Непал. -Высочайшая вершина, побежденная человеком, находится в Непале,— говорит он... В знак благодарности он преподносит магарадже от имени президента вышитый стенной ковер в современном стиле, обюссонской работы. Однако в Непале этот вид прикладного искусства неизвестен, и, когда Кристиан Бель объясняет, что это не ковер, который расстилают на полу, а род вышивки, служащей, подобно картине, для украшения стен, все удивлены. Молчание нарушается шепотом восхищения. Снова наступает тишина, затем встает магараджа. Отвечая нашему послу, он говорит, что с радостью дал это разрешение, которое мы использовали наилучшим образом. Этот акт, действительно носящий исключительный характер, показывает, как стремится магараджа содействовать укреплению дружеских отношений между Францией и Непалом, некогда установленных усилиями его отца и Сильвена Леви, великого французского ученого, специалиста в области санскритского языка. Во время его речи наследные принцы переглядываются и незаметно посматривают на часы. Остается всего несколько секунд: неужели этикет будет нарушен? Нет! Магараджа кончает. Еще несколько любезных слов, и церемония окончена. Словно по волшебству, вельможи исчезают. Через несколько минут начнется полуофициальная часть. Некоторые лица возвращаются уже в обычной форме: черный мундир, шапка из подстриженного меха, а вместо орденов лишь знак гурков: две скрещенные золотые сабли. Снова появляется магараджа. На этот раз на его груди лишь один орден — Крест Почетного Легиона. Общий тон изменился: мои товарищи беседуют с министрами и с наследными принцами, любующимися выставленной на большом столе вышивкой. Магараджа подходит ко мне, и в течение нескольких минут мы ведем дружескую беседу. Я говорю ему о симпатии, которую питаю к его родине, так мало известной на Западе, о превосходном впечатлении, которое произвел на нас сопровождавший нас офицер Ж. Б. Рана. Ж. Б. немедленно производится в лейтенанты, а его жалованье удваивается! Весьма взволнованный, он, стоя на почтительном расстоянии, робко рассыпается в знаках благодарности и, согнувшись вдвое, отвешивает магарадже уже известный нам странный поклон. Эти суровые воины, как показывает история, едва ли склонны к нежным чувствам. Поэтому я поражен, увидев такое внимание, столько доброты по отношению ко мне. Внезапно воцаряется молчание: входят какие-то лица, почтительно несущие небольшие коробочки. В чем дело? Магараджа встает, меня переносят на середину громадного зала. Нас окружает двор. Тут же присутствуют недавно прибывшие послы Англии и Индии со своими атташе. Торжественно открыв футляры, магараджа объясняет, что король нездоров, а потому поручил ему вручить мне высший орден Непала, которым награждаются лишь солдаты и офицеры непальской армии вовремя войны, а именно "Доблестную правую руку гурков". Очень волнуясь, он произносит простые слова: — Вы проявили исключительное мужество, и мы приветствуем вас как мужественного человека. Ни одна награда не могла бы тронуть меня больше, чем этот орден смелых гуркских воинов. Сидя на своих носилках, едва не теряя сознания, я пытаюсь связать несколько ответных слов. Я благодарю за эту неожиданную награду и говорю, что в моем лице награждена вся экспедиция. Магараджа поздравляет меня. Затем мимо меня проходят наследные принцы, министры, дипломаты, то и Дело слышится "Congratulations" 4. Постепенно все общество разбивается на небольшие группы. Время от времени ко мне подходят магараджа и его сын генерал Бижая. Они осведомляются о моем самочувствии, расспрашивают о царстве вечных снегов: история Аннапурны их интересует и беспокоит. Будем надеяться, что если произойдут какие-нибудь несчастья, то нам, нарушившим божественные законы, не поставят это в вину. Пора уходить, я совершенно обессилен... Долг выполнен до конца. Мои товарищи это хорошо понимают, и мы прощаемся с хозяином. Его высочество с сыном в сопровождении других вельмож торжественно провожают нас до грандиозной лестницы. Мне не терпится лечь, но в тот момент, когда мы начинаем спускаться по ступеням, внезапно слышится отрывистая команда: медленно подъезжающие машины останавливаются. Раздаются звуки музыки. Все встают в положение смирно. С последним аккордом я поворачиваюсь к министру иностранных дел и, желая сделать ему приятное, хочу сказать: "Как любезно с вашей стороны исполнить для нас французскую мелодию!" Хорошо, что я не успеваю раскрыть рта; министр наклоняется ко мне со словами: -Как вам понравился наш национальный гимн? -Великолепно! И особенно трогательно для нас, французов... В этот момент раздается "Марсельеза". Мы поражены и взволнованы, услышав звуки родного гимна в стране, столь далекой от нашей отчизны. Очевидно, исполнение его потребовало длительней подготовки. Наступает молчание. Магараджа прощается с нами. Мы почтительно кланяемся и садимся в машины. Снова отрывистая команда, и вновь льются звуки "Марсельезы", машины медленно трогаются. Вечером мои товарищи ужинают в английском посольстве и отправляют послание Тилману, находящемуся сейчас в районе Манангбхота. На следующий день после заслуженного отдыха мы едем осматривать одну из бывших столиц — Бадгаон, где обнаруживаем поражающие роскошью индусские пагоды. В центре Катманду, на площади возле храма, мы любуемся статуей богини Кали. Мои товарищи отправляются осматривать знаменитую буддистскую "ступу" Сваямбхуната, над которой возвышается башня, сделанная из концентрических металлических обручей. На следующий день, 12 июля, общий отъезд. Согласно традиции, каждому из нас надевают на шею венок душистых цветов. Мы покидаем рест-хауз. Магараджа позаботился о ток, чтобы облегчить мне обратный путь. Меня кладут на удобные носилки, которые несут восемь человек. Снова начинается уже ставшая привычной тряска; тропа поднимается к перевалу. Ж. Б. сопровождает нас до первого серпантина. Он честно служил нам, и в знак личной признательности я дарю ему свой револьвер, с которым не расставался в течение всех военных лет. В здешних краях это оружие неизвестно и Ж. Б. очень тронут подарком, который всю жизнь будет напоминать ему о наших похождениях. Он никак не может снами расстаться. Волнуясь, он прощается со мной, некоторое время идет рядом с носилками и постепенно отстает. Тропа поднимается на холм, скоро она затеряется в джунглях... Гирлянды цветов благоухают... На лице Ж. Б. бесконечная грусть, и слезы стекают по его загорелым щекам. Мой взор обращен к далеким голубоватым вершинам: здесь собрались все великаны мира. Устремив свои сверкающие вершины к небу, они как бы застыли в отчаянной мольбе... Товарищи ушли далеко вперед. Мерное покачивание носилок отрывает меня от сказочного видения, которое скоро станет лишь воспоминанием. Я отдаюсь приятной дремоте и пытаюсь в грезах представить себе первую встречу с цивилизованным миром в самолете. С ожидающими нас на аэродроме в Орли родными, друзьями... Однако невозможно вообразить то жестокое волнение, которое я в действительности испытаю в эту минуту, то сильное нервное потрясение, которое готовит мне судьба. Эти операции прямо под открытым небом, эта тошнотворная бойня, притупили постепенно наши чувства. Конечно, перед посадкой мы с Ляшеналем сделаем себе в честь "приезда" красивые повязки, однако в первый же момент все эти дружеские, полные жалости взгляды в одно мгновение сорвут тщательно приготовленную маску. Нас нечего жалеть... И все же эти слезы в уголке глаз, эти растерянные взгляды грубо, жестоко вернут меня к действительности. Странное утешение, которое откроет нам глаза на наше горе... Покачиваясь на носилках, я размышляю о завершении нашей эпопеи, о нашей неожиданной победе. Об идеале говорят всегда как о цели, к которой человек вечно стремится и которой никогда не достигает. Для каждого из нас Аннапурна — это достигнутый идеал. В юности нас не волновали ни фантастические рассказы, ни кровавые битвы современных войн, дающие пищу детскому воображению. Горы были для нас природной ареной, где на границе между жизнью и смертью мы обрели свободу, которой бессознательно добивались и которая была нужна нам, как хлеб. Горы щедро дарили нам свои красоты. Мы восхищались ими с наивностью детей и почитали их, как монах божественную идею. Аннапурна явится сокровищем в наших воспоминаниях для всей нашей будущей жизни. С этой мыслью мы переворачиваем новую страницу... Начинается новая жизнь. Есть и другие Аннапурны в жизни людей... 1 "Дэнди" - носилки для перевозки пассажиров сидячем положении 2 Вобан – знаменитый французский военный инженер 3 В Непале – торжественная аудиенция у короля 4 Поздравляю! |
http://ileritextile.ru азартные игры статистика.