На главную страницу



Глава  6
Военный совет



      Анг-Таркэ разливает нам целые реки кофе. Жара давит. Солнце сверкает нестерпимо, но в общую палатку, где мы собрались, сквозь стенки проникает приятный зеленоватый свет.
      Лица сосредоточены. Как бы ни шутил Ляшеналь, я чувствую, что смех и веселье маскируют вполне понятные тревогу и нетерпение: через час будет принято решение.
      Шерпы волнуются. Они чувствуют что-то необычное: собрались все сагибы.
      -Надо серьезно поговорить,— начинаю я.
      Внезапно воцаряется тишина. Я иду напролом:
      - Сегодня 14 мая, и с 22 апреля мы не добились ника ких успехов. Мы не нашли никакого пути. Мы не знаем даже, в каком направлении идти. Никакой уверенности у экспедиции нет. Нам остается уповать лишь на случай. Время не терпит. Надо принимать окончательные реше ния.
      Все молчат.
      - Конечно, горы здесь трудны. Возможности восхож дений весьма ограниченны. Для подъема на Дхаулагири было бы слишком смело наметить путь через Дамбуш-Кхола и "Неизвестное ущелье", путь, проходящий через два перевала высотой в 5000 метров и по грандиозному, почти непроходимому ледопаду. И все это только для того, чтобы добраться до подножия вершины.
      Путь по Восточному леднику еще более сомнителен. Я не могу взять на себя ответственность за переход всей экспедиции по такому рискованному маршруту. Слишком много опасностей ждет нас наверху, чтобы мы позволили себе рисковать в самом начале пути.
      Остается еще одно решение: пик Тукучи, который не был разведан. Неужели, чтобы победить восьмитысячник, надо предварительно взойти на семитысячник. Это путь отчаяния. Самый длинный, если не самый опасный.
      - Ноги моей не будет на этой вершине,— объявляет Террай, находящийся еще под впечатлением неустойчивых сераков и ненадежных снежных мостов Восточного ледника.
      И Лионель добавляет:
      -Дхаулагири никогда не будет взят. Я лично пасую!
      -Старина,— вставляет Шац,— мне кажется, надежда слабовата. Я не вижу решения: о юго-восточном гребне говорить не приходится, что касается северного гребня...
      -Северный гребень,— восклицает Террай,— никогда никем не будет пройден! Он целиком ледовый, а крутизна такая, что пришлось бы рубить захваты для рук!
      Когда Кузи, Удо и Шац ходили в разведку на "Перевал 27 апреля", они вернулись с кронами средней части северного гребня Дхаулагири. Она выглядит приемлемой. Крутая часть как будто не более 400—500 метров по вертикали. На левых по ходу склонах видны трещины, в которых, может быть, удастся организовать лагери. И, наконец, кто нам мешает навесить перила?
      Моя речь, хотя и подкрепленная техническими доводами, никого не убеждает.
      Длительное молчание нарушает Ребюффа.
      — Во всяком случае до этого гребня нужно еще добраться1 Так что!..
      Конечно, все это нерадостно, однако я делаю вид, что защищаю эти заведомо безнадежные предложения. Чувствую единодушную и молчаливую оппозицию. Мне не хочется, чтобы, после того как мы покинем Дхаулагири, у нас осталось чувство сожаления и сознание, что мы не сделали всего, что нужно, для окончательного выяснения вопроса. Прежде чем закрыть эту страницу, я хочу, чтобы проблема Дхаулагири была бы действительно и окончательно решена.
      Снова пауза, все размышляют и не решаются заговорить. Кузи наклоняется вперед и, не сводя с меня глаз, говорит, с трудом подбирая слова:
      — Морис, на Аннапурне... все же там есть какие-то возможности.
      Напряжение разряжается.
      Языки развязываются. Все довольны смелой инициативой Кузи. Да, конечно, сейчас надо думать об Аннапурне.
      — Вот что нам известно об Аннапурне,— говорю я. Единственно возможный путь штурма — северная сторона.
      Но до нее надо еще добраться. Доступ к верхним циркам ущелья Миристи-Кхола найден. Из крайней достигнутой нами точки просматривались три маршрута: во-первых, северо-западное ребро; в принципе именно по нему следовало бы проводить первую попытку штурма. Во-вторых, Западный ледник Аннапурны, из которого как будто можно выйти по кулуару к точке соединения ребра с вершинным гребнем. Наконец, есть еще ледник, которого никто еще не видел. Можно предполагать, что он стекает на север от Аннапурны.
      -Понимаешь,— говорит Удо,— ребро — это самый короткий путь. За два дня можно, по всей вероятности, подняться до вершинного гребня на высоту 6000—6500 метров. Правда, между концом этого ребра и вершиной Аннапурны есть еще невидимый участок. Но если по пути встретится провал, можно будет его обойти по Западному леднику, справа по ходу от ребра.
      -Безусловно,— добавляет Кузи,— я лично за этот путь. Тут мы без особых трудностей должны набрать значительную высоту.
      Шац заключает:
      — Наконец, только средняя часть маршрута не совсем ясна. Верхние склоны Аннапурны выглядят нетрудными. Видны пологие участки, на которых можно будет с успехом установить лагери. Надо выбирать этот путь. Три дня — и вершина наша.
      Мнение Шаца полностью совпадает с моим. Логичнее быть нельзя.
      -А как твое мнение, Марсель?
      -Ну видишь ли, Морис, я сюда приехал как кинооператор, а не как альпинист.
      -Когда ты участвовал в разведке, ты ведь был альпинистом! А ты как считаешь, Удо?
      -Мне кажется все же, что Дхаулагири слишком опасен. Я стою за Аннапурну.
      Нуаель явно присоединяется к этому мнению.
      -А ты, Гастон, считаешь ли возможным подъем на пик Тукучи?
      -Я уже говорил тебе, Морис. Мне кажется, следовало бы начать с восхождения на этот пик: он должен быть идеальным пунктом наблюдения. Сейчас об этом говорить уже поздно.
      На мне лежит огромная ответственность. Каково бы ни было решение, все участники экспедиции как один человек будут брошены в бой.
      Все высказали свое мнение. Я должен принять решение.
      — Прежде чем приступить к штурму Аннапурны всем коллективом, мы проведем углубленную разведку с целью уточнения маршрута восхождения. Разведывательная группа возьмет на 10 дней продовольствия. Запас его будет пополняться, правда в ограниченных размерах, до принятия следующего решения.
      Как только передовой отряд найдет подходящий путь, разведка по моему приказу перейдет в окончательный штурм. Мы сегодня же примем меры, чтобы осуществить такой переход без всякой потери времени.
      — Ну что же, раз решено, выходим немедленно! — восклицает Шац.
      Все встают и идут к выходу.
      — Постойте!..
      Снова тишина.
      — Принять решение — это еще не все! Каждый должен знать, что ему надо делать. Троим из нас известна дорога к "Перевалу 27 апреля". Они будут сопровождать наши группы в течение четырех дней подходов.
      Марсель, Гастон и я только что пришли из Манангбхота и очень устали. Кроме того, мне надо осмотреть лагерь, написать письма, а также подсчитать наши расходы, чтобы знать, не понадобится ли нам дополнительная финансовая помощь на обратном пути.
      Ляшеналь и Террай в сопровождении Аджиба, Ангава и Даватондупа выйдут сегодня же. Поведет их Шац.
      Через день выступит второй отряд, куда войдут Гастон и я. Проводником будет Кузи. Нуаель обеспечит регулярное снабжение обеих групп.
      Ишак и Удо присоединятся к нам лишь после получения моих инструкций. Так как это произойдет не раньше, как дней через шесть, они вполне могут сходить за это время в Муктинатх.
      -А что будет делать Анг-Таркэ?
      -Можешь его взять с собой. Что касается Франсиса де Нуаель, то вместе с Ж. Б. Рана он входит в замыкающую группу, которая двинется в путь лишь по моему распоряжению.
      Повернувшись к Нуаелю, я продолжаю:
      -Нужно подготовить весь груз, необходимый для разведки, штурма и обратного пути, и, кроме того, своевременно обеспечить вербовку носильщиков.
      -А как быть с вещами? — спрашивают Ляшеналь и Террай.
      -Разделите все на четыре части. Первую понесете сами. Этот груз должен быть очень легкий, чтобы вас не переутомлять. Во второй комплект войдет альпинистское снаряжение, теплые вещи, принадлежности туалета и — пр. Его понесут носильщики. В третьем комплекте будут вещи, необходимые для общего штурма, то есть запасная одежда, свитера, лыжи и т. п. Наконец, четвертая партия будет составлена исключительно из вещей, необходимых на обратном пути. Эти вещи будут в ящиках с вашими фамилиями и останутся в Тукуче.
      Каждый знает, что его ждет и что ему надлежит делать Я подзываю Анг-Таркэ и объясняю ему план действий.
      В лагере царит оживление. Первая группа выйдет немедленно, как только будет готова. Груз невелик, но состоит из множества разнообразных вещей. Это приводит к усиленным хлопотам, массе разговоров и дискуссий хождению из палатки в палатку...
      —Удо, составь аптеку для первой группы,— просит Шац.
      Врач отбирает все необходимое для длительного пребывания в джунглях и в высокогорье не только в хорошую погоду, но и в ненастье: противоядную сыворотку, аспирин, глетчерную мазь, макситон, витамин В2, соду и т. п.
      Террай сосредоточенно копается в своих вещах. Он пишет краской свою фамилию на ящике остающемся в лагере, и принимается за продукты.
      Ляшеналь, специалист по снаряжению, отбирает крючья, отмеряет веревки...
      В это время Марсель Ишак с киноаппаратом в руках бегает от одного к другому, стараясь ничего не упустить. Подкравшись, в самый неожиданный момент, он ухитряется снять вас в весьма невыгодной позе и объявляет: "Готово!"
      У Нуаеля озабоченный вид: переговоры с субой и Ж. Б. Рана ведутся с трудом, он безуспешно старается им объяснить, что лошади нужны немедленно.
      В конце концов Нуаель добивается своего, но у меня что-то нет особого доверия к этим жалким четвероногим; одна лошадь колченогая, другая, видимо, доживающая свои последние дни, горестно качает головой... Смогут ли они дойти до конца селения?
      Рюкзаки завязаны, лошади оседланы (и какими седлами!). Наши кони не бьют копытами от нетерпения, но это не так уж важно. Главное – они в наших руках. Каждый перебирает в уме список своих вещей, надеясб, что ничего не забыто. Шерпы с помощью своих коллег взваливают на себя грузы. Остающиеся в лагере желают успеха товарищам.
      Группа уходит.
       Внезапно после оглушительного шума воцаряется странная тишина. В душу проникает неуловимое ощущение пустоты.
       Душно, пахнет грозой. Мне бы хотелось посетить местную пагоду. Я вызываю Анг-Таркэ и говорю ему о своем желании.
      — Yes, Бара-сагиб! Yes, Бара-сагиб!
       Сирдар со всем согласен и немедленно мчится по направлению к пагоде.
      — Он в приятельских отношениях с "пономарихой",—намекает Ишак.
       Благодаря этим высоким связям тайна храма будет нам открыта. Может быть, нам даже удастся присутствовать при богослужении.
       Через несколько минут прибегает Анг-Таркэ.
      —All is ready! 1—сообщает он.
      Действительно, подходя в пагоде, мы замечаем женщину — церковного сторожа, оживленно беседующую со своим семейством, живущим, как выясняется, в служебных помещениях храма. Служба, видимо, скоро начнется, надо подождать несколько минут. Действительно, часть буддистов уже собралась.
      Анг-Таркэ приглашает нас войти.
      Пройдя темный, совершенно пустой вестибюль, мы входим в большой зал. Кругом полная темнота. Лишь по доносящемуся до нас бормотанию я догадываюсь о присутствии верующих.
      Внезапно слышится звук колокольчиков, затем удары гонга. Рассчитывать на Анг-Таркэ больше не приходится. Я чувствую, что он распростерся ниц. Постепенно глаза привыкают к темноте. Держась за стену, двигаюсь вправо и дохожу до громадной молитвенной мельницы, около которой стоит женщина, готовая бить в гонг. Однотонные псалмопения, звуки шагов, колокольчиков, затем трубы, наконец, громкие, ритмично усиливающиеся удары гонга в сопровождении литавр—и церемония окончена. Лама, которого я еще не видел, но о присутствии которого догадываюсь, разговаривает со своими помощниками. До меня доносится запах ладана. Замечаю на алтаре бронзовую статую Будды, слабо освещаемую масляными светильниками. Слева, в глубине, расположен другой алтарь, Украшенный раскрашенными суриком божествами. У подножия его стоят металлические чаши, служащие кадилами.
      Обстановка странная и таинственная. Однако непохоже, чтобы верующие были преисполнены почтения, громкий шум, сопровождающий службу, вряд ли способствует сосредоточенности. Короче говоря, набожности не чувствуется.
      После выхода из храма экспедиция по совету Анг-Таркэ проявляет щедрость по отношению к "пономарихе".
      По возвращении в лагерь в ожидании обеда привожу в порядок бухгалтерию и пишу письмо в Париж:
      "Тукуча, 15 мая 1950 г. Дорогой Деви!
      Возвратившись после длительной и утомительной разведки, проведенной к северу от Аннапурны, хочу немедленно сообщить Вам новости, которые Вы, без сомнения, ожидаете.
      Во-первых, можете передать нашим семьям, что все участники чувствуют себя прекрасно. Спортивная форма членов экспедиции во всех отношениях великолепна. Кстати, это подтверждается обследованиями Ж. Удо.
      Дух команды неизменно хорош.
      Сегодня могу Вам сообщить, что период исследований практически закончен.
      Альпинистская часть:
      После моего возвращения мы тщательно обсудили результаты разведок: различные путина Дхаулагири не только исключительно трудны, но, также, на некоторых участках, весьма опасны. В противоположность этому, на Аннапурне имеются возможности...
      Таким образом, я принял решение направить усилия экспедиции
      на этот объект и немедленно выслать сильную разведку, которая могла бы без потери времени перейти в штурм.
      По правде говоря, если Дхаулагири выглядит как чудовищная пирамида, то Аннапурна царствует над крупным массивом, включающим около 50 вершин более 7000 метров, высокие гребни и, вероятно, почти недоступный верхний цирк. Единственное слабое место этого цирка — понижение, через которое мы собираемся начать штурм.
      С дружеским приветом Морис Эрцог."
      Почему мне кажется, что в воздухе неуловимая печаль? Не потому ли, что часть товарищей уже ушла в поход, или потому, что до сих пор нет еще определенности? Или, наконец, мы просто устали? Не знаю...
      Поздно ночью, когда Гастон уже сладко храпит в своем спальном мешке, я произвожу расчеты, занимаюсь нашим бюджетом, строю различные гипотезы; глаза слипаются...
      Сквозь сон я слышу молитвы Анг-Таркэ и приглушенные реплики его товарищей.
      Зачем прерывать этот полусон, это приятное состояние отрешенности от внешнего мира? Зачем двигаться, когда все мышцы разбиты и налиты усталостью, как свинцом? Зачем просыпаться, когда в этом нет никакой необходимости? У входа в палатку появляется широко улыбающееся лицо шерпа:
      — Good morning, Вага Sahib, — говорит он, протягивая кружку чудесного кофе с молоком и тарелку тзампы.
      Потягиваясь, мы проглатываем утренний завтрак: кофе с молоком, тзампу, яичницу с беконом, хлеб с маслом и вареньем, колбасу, шоколад.
      Из палаток доносятся возгласы:
      -Марсель! Чудесная погода. Не зевай, фотодеятель!
      В ответ слышится лишь нечленораздельное ворчанье.
      -Удо! Тесты!
      Доносится голос:
      -До осмотра есть запрещено!
      -Кханна! Кханна, Кханна! — надрывается Нуаель.
      Понемногу лагерь просыпается. Люди встают. Начинается рабочий день.
      За дело! Лично я должен в первую очередь избавиться от восьмидневной бороды, действующей мне на нервы. Мы с Ишаком собираемся дойти до источника, вытекающего маленькой струйкой метрах в двухстах от нас, возле одинокого дерева. В спартанском облачении, в тирольках 2 и теннисках, с туалетными принадлежностями в одной руке и с неизменным фотоаппаратом в другой, мы направляемся к местным "водам".
      Две хорошенькие, изящные девушки полощут у источника белье; они одеты в чистые хлопчатобумажные сари, аккуратно причесаны. Мы любуемся их гибкими и грациозными фигурами.
      -Очаровательны! — говорю я Ишаку, подходя поближе.
      -Постой,— шепчет он.— Сейчас попытаюсь их сфотографировать.
      Не тут-то было. Поднимается визг!
      Лишь после того как "безбожные" камеры убраны, девушки с удвоенной энергией принимаются колотить по белью, разложенному на камнях. Таков классический метод стирки, принятый в этих краях. Вряд ли белье может долго выдержать такую обработку. Что касается глажения, оно здесь неизвестно.
      У источника играют дети. Они толкают друг друга брызгают водой. В большинстве своем это девочки. Несмотря на детский возраст, они уже носят украшения в ушах, в ноздрях, на лбу, на шее, на запястьях.
      Одна из них, восхитительная девчонка, не перестает улыбаться. Мы с ней быстро становимся друзьями. Она заразительно смеется, видя, как я чищу зубы какой-то диковинной цветной замазкой, а затем бреюсь явно подозрительным острым "орудием".
      Но я знаю, чем ее можно заинтересовать — одеколоном! Даю ей понюхать флакон, а потом брызгаю ей на волосы. Восхищение ее граничит с зкстазом. Как видно, духи в этих краях пользуются особой популярностью. Застенчивость моей юной знакомой как рукой сняло. Эта восьмилетняя кокетка чувствует свою привлекательность. Как редки, должно быть, минуты радости для этого ребенка, живущего в нищете, которой он, к счастью, не сознает.
      Внезапно улыбка исчезает. Я оборачиваюсь: Ишак ее сфотографировал! Какой испуг! Долго еще она смеется, пока я расчесываю ее косички. Однако, как ни трогательна и грациозна эта дружеская сцена, нам приходится уходить... Забираем свои пожитки и покидаем источник. Моя маленькая буддистка удаляется. Бедная крошка. Она сильно хромает. Ее походка изуродована укороченной ногой. С грустью в сердце я смотрю ей вслед.
      Лагерь охвачен бурной деятельностью. Вторая группа уходит сразу после обеда. Кухни дымят, шерпы возятся вокруг палаток.
      Постепенно начинают подходить носильщики. Им было велено прийти после обеда, они являются с утра. Ну что же, подождут, наблюдая за нами...
      Панзи, Саркэ и Айла с головой погрузились в рюкзак. Приходится посматривать за ними, так как из-за чрезмерной предусмотрительности или недоверия они склонны взять с собой все свои личные вещи. Я считаю совершенно излишним, чтобы они брали по три пары штанов, одна не колеблясь, нагружаю их запасными веревками.
      Из общей палатки доносится индийская музыка. Франсис де Нуаель ловит по радио последние известия. Связь с внешним миром восстановлена, и наши мысли на мгновение уносятся вдаль. Знают ли о нас во Франции? Мы здесь не получаем никаких известий, ни единого слова.
      Обед подан. Буквально набрасываемся на пищу. В последний раз едим приправы, винегрет, все то, чего мы будем лишены в высокогорье.
      Удо подтверждает, что состояние здоровья моих товарищей великолепно. Понадобилось более трех недель, чтобы каждый из нас акклиматизировался и вошел в форму. Ляшеналь полностью избавился от своего фурункула. Потертости на ногах прошли.
      Теперь нужно думать об уходе второго отряда; повторяются вчерашние сцены. Атмосфера лагеря накалена...
      На этот раз Ребюффа занимается продуктами, Кузи — снаряжением. Подходят лошади; к счастью, носильщики на месте.
      Все готово, можно отправляться. Время уже позднее, но жара не спадает. Похоже, что надвигается гроза. Последние прощания, горячие рукопожатия с Ишаком, Нуаелем и Удо — и мы трогаем лошадей.
      Настает наша очередь...


1      Все готово
2      Короткие, до колен, брюки с карманами
Читать дальше >>


На главную страницу

Hosted by uCoz